— Сэпий, ты ведь не спишь. Скажи, ты нервничаешь?
— Да. Мне страшно что-то сделать не так. Страшно причинить тебе вред или не оправдать надежд гнезда. Я ведь только теоретически знаю, что делать, — честно признался арахнид.
— Мне тоже, но по другой причине. Я ведь не была ни с кем близка, да и не хотела этого. А с тобой хочу, если бы могла. Если бы ты был человеком, я была бы счастлива быть твоей женой по-настоящему, а не только называться ею. Не говори ничего. Тебе не обязательно что-то отвечать, но я хочу, чтобы ты знал, что так, как к тебе, уже ни к кому не смогу относиться. Ты же не прогонишь меня потом?
— Ни за что, — хрипло ответил Сэпий, притягивая меня в свои объятия. Впервые он обнял меня сам.
— Я тоже тебя люблю, Алла.
Мы долго сидели, прижимаясь друг к другу. Готова поклясться, что видела слезы, блеснувшие в темноте глаз арахнида, но, возможно, это просто шалило мое воображение.
Наконец я решилась нарушить наше молчание.
— Сэпий, тебе обязательно ждать до завтра? Ты можешь сделать все сейчас?
— Могу, — тихо ответил он.
— Тогда не откладывай, пожалуйста. Не хочу больше ждать, — тихо сказала я и поцеловала арахнида в уголок губ.
Он вздрогнул и поцеловал мою щеку, а потом меня поглотила темнота.
Просыпаться было тяжело. Ощущения напоминали выход из наркоза. Мне приходилось раньше это ощущать в многочисленных больницах, в которых безуспешно пытались лечить мое уродство.
Первое, что я вспомнила, — это нежный поцелуй Сэпия в щеку и нашу с ним беседу. Значит, уже все позади?
Стала оглядываться — я в своей постели, низ живота немного тянет, рядом с кроватью спит бледный арахнид. Неужели не получилось?
Хотела встать, но ко мне со скоростью кометы подлетел Диззи.
— Надо лежать. Вставать рано, — проскрипел мой хранитель.
— Диззи, ты не знаешь — у нас все получилось? — спросила я, не скрывая волнения.
— Не знаю. Сэпий еще спит, — ответил мой немногословный тень.
— Я уже проснулся, — хрипло ответил арахнид.
— Сэпий, не томи — у нас все вышло? — в нетерпении я ерзала по кровати.
— Да, — на хмуром лице расцвела искренняя улыбка. — Ты настоящее чудо, Алла. Столько крепких и очень жизнеспособных клеток ни в одной аллаиде еще не было. У нас будет семь таких, как я, и самое сильное в истории гнездо. Главное — чтобы хватило сил.
Я готова была прыгать от радости, но вредный Диззи придавил меня пушистыми лапами к кровати.
— Надо лежать, Аллаида и так балует Сэпия своей любовью, — проскрипел мой строгий друг.
Я немного смутилась: неужели паучок слушал наши с арахнидом признания?
— Не стесняйся, Алла. Мы связаны с ними одним гнездом, поэтому они знают и вместе со мной купаются в твоем тепле, — сказал с улыбкой арахнид.
— Сэпий, ты ведь говорил, что наших сил хватит максимум на двоих. Как же мы справимся с семерыми?
— Тогда ты не дарила мне столько эмоций. Я убежден, все получится, — заверил меня арахнид.
Три дня пушистый тиран выпускал меня только справить нужду и обмыться.
За это время все неприятные ощущения прошли, и к концу третьего дня я угрожала, что укушу этого ответственного садиста, который не дает мне двигаться, на что ткачик только смеялся и говорил, что у меня слабые челюсти.
Вот меня наконец отпустили, под неусыпным контролем Диззи, а Сэпию все еще не разрешали перемещаться.
В течение дня его кормили и чистили другие птицееды. Зато теперь я могла сама к нему подходить и, конечно, обнимать.
За время нашей вынужденной лежки арахнид растерял все свое терпение и стал капризным и раздраженным.
Возможно, сыграла свою роль та боль, которую, со слов моей тени, испытывал Сэпий, но сам он ни разу на это не пожаловался.
Через еще пару дней отпустили на небольшую прогулку и арахнида, но теперь за нами по пятам ходили двое рабочих и пятеро воинов, похожих на колючих крабов.
Интереса ради я уговорила одного из них покатать меня на спине.
Развлечение, конечно, занятное, но экстремальное. Когда под тобой со скоростью гепарда несется что-то большое и колючее, в голове есть только одна мысль — не свалиться и не быть затоптанной этой машиной для убийства.
Да и после того, как спустилась на землю, я была схвачена в крепкие объятия Сэпия, а военным, если нет угрозы моей жизни, было запрещено меня катать.
Мы еще раз спустились к подземному озеру, и нам с арахнидом разрешили немного поплавать.
Правда, потом нас буквально замучили проверками самочувствия. А через неделю после этого похода мы с арахнидом сбежали от наших надзирателей и выбрались на поверхность.
Я и забыла, как зелен и прекрасен этот мир! Мы взяли с собой покрывало для меня и большую корзинку с закусками и провели потрясающий день, наполненный солнцем, зноем, пением птиц и Сэпием.
Правда, когда мы вернулись, то целый час выслушивали лекцию о нашей безответственности, но это нам настроения не испортило.
Мой возлюбленный был теперь как бы беременным от меня, и я от этого чувствовала себя странно: с одной стороны, меня распирала гордость, что большой и сильный арахнид ждет от меня детей, или, как он называет, гнездо, а с другой — мысль о беременном мужчине меня немного смешила.
Однако Сэпий теперь себя часто вел как настоящая будущая мать — то хандрил по непонятной причине, и мне приходилось всеми силами его веселить и отвлекать от мрачных мыслей, то страдал вкусовыми извращениями, но тут уж мы с гнездом всячески потакали его капризам.
Прошло уже полгода со дня единения, но внешне Сэпий никак не изменился. Однако это было временно.
Он говорил, что паучье брюшко будет очень большим, и ближе к финалу нашего ожидания он, скорее всего, не сможет передвигаться, поэтому сейчас мы старались получить от этой жизни все.
Все, кроме возможности быть по-настоящему вместе.
Наши объятия становились все более частыми и продолжительными, и каждый раз я уговаривала себя не переходить границы дозволенного, а так хотелось изучить каждый сантиметр тела любимого мной мужчины — ну, по крайней мере, человеческой его части.
Сэпий это понимал и утешал меня, как неразумного ребенка, который собрался выходить замуж за взрослого дядю.
Хотя, наверное, я была для арахнида почти ребенком. Он точно не помнил даты своего рождения, но, с его слов, ему было более трехсот пятидесяти лет.
Сегодня арахнид обещал мне показать гнездо, из которого он появился.
Оказывается, гнездовые рождают не паучков, а большую неразумную живую субстанцию, в которой живут зародыши будущего гнезда. Сразу после появления гнезда появляются гнездовые арахниды — они первые.
Потом, по мере необходимости и созревания, появляются другие паучки. И так длится примерно лет триста, а когда последний паучок появляется на свет, приходит время гнездовому найти аллаиду и дать жизнь новому гнезду.
Арахниды никогда не плодятся бесконтрольно и количество гнездовых могут регулировать сами в зависимости от популяции инсектоидов, которыми они питаются.