— Слушай, я же не могу объяснять всем подряд, кто вы такие.
— Так бы сразу и сказал, — сказал Генри Аббасович и ловко спрыгнул.
В Никитину комнату вломились Колька и Ромка. Именно вломились, по-другому не скажешь. Первым, как всегда, Колька.
— Здорово, Никитос, — сказал Колька и крепко пожал Никите руку.
— Здорово, Колян, — ответил Никита.
— Привет, Никита, — сказал Рома, подумал и добавил, — ну в смысле здорово.
Колька плюхнулся на диван, оглядел комнату, словно был здесь впервые, и спросил:
— Что нового в городе? Какие тут у тебя без нас делишки были?
Никита посмотрел на Кольку. Потом на Ромку. Потом снова на Кольку. Помолчал и сказал:
— Ничего. Ничего интересного. Я ж тут один был.
Немножко в сторону.
О том, почему инопланетян зовут Петьками и Екатеринами, Никита задумался много позже, и ещё позже выяснил, что сразу после того, как он им помог с водой, они всей колонией приняли земные имена и отчества и больше никогда своих старых имен не употребляли.
«Чтобы тебе было удобнее».
Очень простое объяснение для столь странного поступка, не правда ли?
— Завтра после обеда мы идем на свадьбу, — сказал Генри Аббасович. За прошедшие два года он сильно сдал. Если точнее — за последние полгода. Видимо, нелегко давалась ему эта работа — быть при Никите.
— К кому на этот раз? — спросил Никита.
— Екатерина Львовна выходит замуж за Эммануила Петьковича.
— Эммануила? Это который…
— Да, — сказал Генри Аббасович, — это сын Петьки.
— Генри, — сказал Никита, — ты чего грустный такой? Я вижу, ты что-то все грустнее и грустнее с каждым днем.
— Никита, — сказал Генри Аббасович, — Я грустный оттого, что, как выяснилось, я не очень хороший человек.
— Почему? — удивился Никита.
— Я завидую Петьке, — грустно сказал Генри Аббасович. — Вот судьба, достойная легенды. Мне не такой уж длинный век остался, а я ни разу за тебя не бился. А ведь долг прежде всего, я должен радоваться, что ты не подвергался опасности, а я думаю только о себе.
— Погоди, — сказал Никита ошеломленно, — а сколько вы живете?
— Примерно пять земных лет, — ответил Генри Аббасович. — А сколько тебе лет?
— Мне? — Никита замялся. Как-то неудобно сообщать человеку, что ты уже прожил в два раза больше, чем тот проживет. — Мне одиннадцать.
— А сколько ты ещё проживёшь? — заинтересовался Генри Аббасович.
— Не знаю, — сказал Никита. — Наверное, лет сто.
— О! Тогда все понятно, — сказал Генри Аббасович.
— Что понятно? — спросил Никита.
— Человек, который живет так долго, может позволить себе быть и добрым, и справедливым. У него есть на это время.
Никита удивился. Такой поворот мыслей никогда ему в голову не приходил.
— А вы что же, недобрые? — спросил он.
— А мы просто живём, — сказал Генри Аббасович.
Оба замолчали.
— А сколько тебе лет? — спросил наконец Никита.
Так, чтобы не молчать.
— Три.
— Значит, ты проживешь ещё два года? — обрадовано сказал Никита.
Видите ли, когда тебе одиннадцать лет, два года кажутся значительным сроком.
— Нет, — сказал Генри Аббасович. — От силы полгода.
— Почему?
— Потому что, у нас другой цикл. В ваши сутки вмещается около одиннадцати с половиной наших.
— Ну и что?
— А то. Спать-то я должен? Должен. Но пока ты не спишь, я спать не могу. Приходиться пользоваться стимуляторами. А это сильно укорачивает жизнь.
Никита молчал. Смотрел на Генри Аббасовича, иногда хлопал ресницами и молчал. Я бы на его месте тоже не нашел бы что сказать.
— Зато сама жизнь становится прекрасной. Каждый мой день наполнен высоким смыслом. Это ли не счастье? — сказал Генри Аббасович. — Ладно, пойду схожу на кухню.
— Зачем? — спросил Никита.
— На тараканов поохочусь. Вёрткие твари! И не забудь, тренировка через полчаса.
Никита шел с тренировки по плаванию. Посещение бассейна было требованием Льва Николаевича. Он считал, что Никита должен быть сильным и выносливым.
Скрипел под ногами снег, светились квадраты окон. В боковом кармане сумки тихонько сидел Генри Аббасович, обозревая улицу в прибор ночного видения. Никита свернул за угол и нос к носу столкнулся с тремя ребятами. На вид им было лет по четырнадцать.
— Куда это ты так прёшь? — спросил один из подростков.
Никита молчал. Конечно, он слышал, что вот бывает — останавливают на улице и даже деньги отбирают. Кольку уже останавливали так, и Ромку. Ромку, само собой, уже два раза. А вот он в первый раз так попался.