- Что? – от неожиданности переспросил Йохан.
- Что слышал.
Она подняла взгляд на него. В нем застыл вызов, и маленькое, треугольное личико казалось почти красивым в полумраке.
- Я могу не свидетельствовать против тебя, - на одном дыхании, почти беззвучно прошептала горбунья. - Отдать деньги этому знатному трусу, чтобы забрал показания. Уговорить брата. Тогда тебя выпустят.
- Зачем тебе? – Лисица дотронулся до края ее чепчика, и она подалась навстречу его руке.
- За это ты на мне женишься.
Йохан отвел руку.
- Нет.
Теперь она покраснела по-настоящему, и белая краска, которую девица не наложила у ушей и около линии волос, точно обернулась маской на потемневшей коже.
- Ты хотел жениться на той… - горбунья грязно выругалась, и Йохан сжал кулак. – Чем я хуже нее? Только тем, что у нее прямая спина, а у меня нет? Она подохла! Пусть лежит стрункой в гробу, где ей самое место!
- У нее было доброе сердце, - сказал Йохан, и привычная тоска коснулась души. – И в этом ты ее хуже.
- Ах, доброе сердце! – обиженная девица не сдержала своего возмущения и с застарелой злобой выплеснула на покойницу еще один ушат помоев, пока Лисица не схватил ее за плечо. – Все шлюхи добрые! – припечатала она.
- Она не была шлюхой.
- Еще какой, - окрысилась горбунья. Она опять стала жалкой и несчастной. – Хвасталась будущей свадьбой и новой жизнью, раскладывала платьица для твоего ублюдка! Еще смела утешать меня, что я найду себе мужа, дрянь! Как я мечтала, чтобы она померла в мучениях, и как я радовалась, когда увидела страх в ее глазах…
Ее зубы лязгнули, когда Йохан схватил ее за плечи; косынка на ее плечах треснула, и стражник, очнувшись от дремы, кинулся к нему.
- Э, ты! – воскликнул он, замахиваясь кулаком. – Отпусти ее.
Лисица нехотя разжал пальцы. Горбунья была убийцей. Заблудшая, черствая душа, не знавшая доброты. Хотелось раздавить эту змею – за все. Но одновременно получалось, что он сам был виноват, и невозможно было с этим смириться.
- Пошла вон, - выдавил он. В горле стоял ком гнева, сбивавший дыхание.
- Я увижу тебя в петле! – взвизгнула горбунья. Злые слезы текли по ее щекам, и она вытирала их кулаком, не стесняясь стражника. – Ты будешь гореть в аду!
Под ее крики стражник запер Йохана в камере. Не было сил противиться, и Лисица не протестовал, когда юноша обеспокоенно засуетился вокруг него, движимый то ли милосердием, то ли любопытством. На его осторожные вопросы Йохан не отвечал, и вскоре опять заснул тревожным сном.
Глава 41
Проснулся он аккурат ко времени допроса, но дознание и пытки теперь его не пугали. Йохан был готов повиниться во всем, но никто не смог бы снять с души тяжесть – Анну-Марию не вернуть, и не вернуть тот миг, когда он встретил ее у речушки. Если бы вновь могло повториться то светлое утро, казавшееся из застенков кусочком рая, то Лисица прогнал бы ее последними словами, лишь бы она осталась жива. Его сокамерник втихаря жевал, сидя в углу, и отвратительно пахло сыром.
Йохан глядел, как он подбирает крошки, упавшие на колени, жадно, мелкими движениями, словно ждет, что у него отберут еду. Стражник заскрежетал ключом в дверях, и юноша вытянул шею, повернув в ту сторону белеющее в полумраке лицо.
- Эй, князь! Русский, – дверь открылась на щелку, и оттуда просунулся край свертка. – Бери паек для барона, кошерный князь.
Юноша подскочил на месте и поднялся, униженно благодаря стражника и кланяясь. Он схватил сверток и прижал его к груди; Лисица пристально глядел ему в спину – по этому обращению он внезапно понял, кто делит с ним кров и еду.
- Я бы не узнал тебя, - хрипло со сна сказал он. Вяземский обернулся к нему и молча встал на колени.
- Не таи зла, - попросил он кротко и опасливо протянул в сторону Йохана пищу. – Я был неправ в нашу последнюю встречу… Но и ты хотел меня убить, а я не выдал твоих намерений.
Лисица сел. Андрей Павлович тревожно глядел на него, склонив голову на плечо.
- Я преданно ухаживал за тобой, - вкрадчиво шепнул он. – Если б я хранил ненависть, разве помогал бы тебе в болезни?
Йохан молча махнул рукой: не беспокойся, мол. Он не чувствовал той злобы к князю, как в день смерти Анны-Марии, да тот и оказался в этом невинным, хоть и был шантажистом и мерзавцем.
Андрей Павлович подполз к нему на коленях и в темноте поймал его ладонь, чтобы поцеловать, не побрезговав грязью.
- Будем друзьями? – спросил он настойчиво. – Клянусь, я буду верен тебе. Знатные люди должны держаться вместе в час беды.