Началась настоящая свалка.
24.
Герберт лежал на своей кровати и без особого интереса листал какую-то книгу из той скудной библиотеки, что была доступна серым, когда зазвучала серена. Первые несколько секунд он продолжал лежать неподвижно, пытаясь понять, что происходит и как в сложившейся ситуации стоит действовать.
Лохматая голова Генри свесилась с верхней полки.
– Что случилось? – спросил он. – Почему сирена?
– Не знаю, мой хороший, – отозвалась мать, приподнимаясь на локте.
Сигнал, между тем, не прекращался. Вскоре Герберт услышал, что к сирене добавился топот множества ног, как будто целые группы людей за дверью носились туда-сюда.
Он уже хотел встать и посмотреть, что там происходит, как в комнату влетел отец. Быстро захлопнув за собой дверь, он тут же прижался к ней спиной, как будто боялся, что кто-то может прийти следом за ним. Его лицо было белым, как мел.
– Не ходите туда, – проговорил, отдышавшись, отец.
– Но что там такое?! – удивился Генри.
– Там… – отец на секунду замолчал, но потом всё же произнёс одними губами, – бунт.
Мать в ужасе зажала рот рукой, братья же были так потрясены, что даже не нашли, что сказать.
– Не выходите за дверь, – повторил отец.
Спустя считанные минуты, показавшиеся таким, как Герберт и его семья, вечностью, сирена прекратилась. Какое-то время ещё были слышны шаги тяжёлых сапог, направляющиеся то в одну, то в другую сторону, и короткие приказы, отдаваемые грубыми голосами охранников. Вскоре стихли и они.
В комнатах до самого утра никто не решался сказать даже слово. Все были напуганы, хотя и не понимали толком сути происходящего.
Впрочем, им недолго суждено было оставаться в неведении.
25.
Трапезная преобразилась. Все столы и стулья были убраны, а помост, на котором ранее принимали пищу лиловые, превратился в… эшафот.
Обычно все, кроме лиловых (которых, по сравнению с серыми, было не так уж много), питались посменно, сбор на завтрак начинался в семь утра, и каждый должен был закончить есть в течение максимум двадцати минут. Учитывая размеры порций, большинство справлялось быстрее. Всё это время серые следующей смены ждали за дверями, выстраиваясь в очереди, тянувшиеся порой от самых жилых комнат. Так было первые дни. Потом люди привыкли к этой системе, и как-то сами собой разделились на группы: каждый выбрал для себя наиболее удобное время, и толкучки за дверями больше не было. Всего таких групп оказалось пять, так что к 8:40 все без исключения заканчивали есть, а в девять ровно уже приступали к работе. Так было раньше.
Сегодня всех жителей бункера согнали в Трапезную одновременно. Охранники лично зашли в каждую комнату и «вежливо попросили» выйти даже тех, кто был ещё в постели. Люди, не помнящие себя от страха, не решились перечить.
Теперь все две с половиной тысячи жителей Убежища толпились в Трапезной, невольно толкая друг друга, иногда сдавленно кашляя. Даже новейшая система вентиляции не справлялась с тем объёмом работы, что выпал внезапно на её долю. Убрать столы и стулья при таком раскладе, бесспорно, было хорошей идеей – с мебелью столько человек в обеденном зале всё равно бы не поместилось. По лицам некоторых начал струиться пот.
Каждая пара глаз с ужасом смотрела на две высокие жерди в виде буквы «Г», установленные на помосте. С конца перекладины каждой из «Г» свисал кусок потёртой веревки, завязанной петлёй.
В семье Моррисонов не только Генри хорошо изучал историю в школе. Герберт знал, что эти конструкции назывались «виселицы», и с их помощью казнили людей в Средние века – задолго до установления Демократии. Впрочем, остальные, даже если и не знали названия, тоже довольно быстро поняли их назначение.
Наконец, когда дышать стало уже совсем невозможно, а запах страха, наполнявшего комнату, казалось, стал физически ощутим, появилась мисс Вэндженс. Она медленно и величаво взошла на помост, а её трость стучала невыносимо громко во внезапно воцарившейся тишине. Вот, достигнув центра «сцены», Катарина Вэндженс остановилась.
– Хорошо… – проговорила она, всё так же медленно обведя взглядом присутствующих. – Я очень рада, что сегодня здесь собрались все.
«Как будто у нас был выбор», – пронеслось в голове у Герберта и у многих сотен других.
– …Хотя мне больно говорить о том, какой прискорбный инцидент послужил причиной нашей встречи, – продолжала, между тем, мисс Вэндженс.
Затем она взяла драматическую паузу, чтобы ещё раз оглядеть своих слушателей.