Тихий ветерок шуршал в камышах, маскируя осторожное продвижение одной... двух... трёх невидимых фигур. Где-то в лесу вдруг послышался механический лязг, и в небе пронесся некий дымящийся снаряд, очевидно, выпущенный из катапульты. Там, где он упал, раздался оглушительный взрыв, затем дикий вопль, и из густого облачка черного дыма выкатилась горящая фигурка в маскировочном костюме. Это был не человек, а какое-то низкорослое и худое существо с серо-зеленым, под цвет камуфляжа, лицом. Большаков никогда не видел фейри, но по рассказам Виталия и Ирины догадался, что это «оно и есть» (как по внешнему виду, так и по издаваемому визгу определить пол существа было затруднительно).
Горящий как факел фейри вдруг перестал кричать, деловито достал нож и, воткнув его себе в живот, стал делать харакири. Затем, однако, остановился и вновь завизжал, с ужасом глядя на свои руки и не обращая внимания на обугливающуюся спину. А после этого вновь ухватился за рукоять ножа, вогнал его куда-то совсем под ребра себе, навалился на него корпусом и забился в агонии.
Илья чувствовал, что окружающее его пространство словно вибрирует от волевого напряжения многих десятков живых существ. Они искали друг друга по мыслям, как по запаху, гипнотизировали друг друга, «отводили глаза», внушали слепоту, болевой шок и желание умереть, выскочить неожиданно на открытое пространство, немедленно покончить с собой или убить своего товарища. Прятавшиеся в зарослях люди, йети и фейри, парализовывали друг друга усилиями воли, сцепляясь на расстоянии нескольких десятков метров в клинч, как пытающиеся уйти от удара боксеры. Или как катающиеся по полу в смертельной схватке близкие по силе противники: то один, то второй оказывается на верху сила схлестнулась с силой, и исход сражения ещё не ясен.
В камышах послышались отчаянные крики живых существ, наносящих смертельные раны друг другу. Кажется, пробиравшиеся там разведчики людей наткнулись на засаду болотников и стреляли из тяжелых арбалетов то ли в них, то ли, повинуясь гипнозу, друг в друга. Через минуту ответная зажигательная бомба прилетела с противоположного холма и разлилась по камышу адским пламенем. С гудением и треском поползла в разные стороны стена огня. Крики стали совсем безумными и через несколько минут замолкли. Пламя расчистило обзор: стало видно берег и поверхность озера, они были завалены дымящимся черным пеплом так, что трудно было разобрать, где начинается вода.
Вдруг из-под слоя пепла показалась лохматая голова болотника. Хрипя, он выполз на четвереньках на берег, прополз несколько десятков метров прочь, цепляясь за дымящуюся почву перепончатыми лапами, упал и затих. Из левого бока у него торчало полдюжины коротких и толстых арбалетных стрел.
Затем противники некоторое время обменивались зажигательными снарядами катапульт, причем люди, очевидно, попадали точнее, потому что вражеский берег скоро весь был объят огнем и ответные удары прекратились. На стороне людей было больше дыма, чем огня. Видимо, там успевали тушить пламя, весь их фронт был затянут сизо-черной дымовой завесой.
Психическое напряжение ослабло, сменившись излучениями боли и усталости. Битва заканчивалась: коренное население планеты сумело противостоять зомбированию, а пришельцы оказались менее подготовленными к войне с применением технических средств...
Наведенные глюки исчезли, и Илья очутился за знакомым столом, на кухне в родительском доме.
— В общем, наши победили, — услышал он голос Лесника. — Фейри потеряли свой форпост на севере Восточной Европы. Подробнее могу рассказать, и об этом стоит поговорить, почему Бессмертные не истребили этих тварей до конца. Хотя для этого сил у них уже давно достаточно. Оказалось, они в каком-то смысле наша дальняя родня. Люди, фейри и йети — потомки одних общих предков, цивилизация которых существовала миллионы лет назад... А может, и не назад, а вперёд...
— Даже так?
— Представь себе. Но этого мы пока ещё не знаем. В отношении йети-фейри Союз Бессмертных верен своему главному принципу — поддержание разнообразия форм сознания. Дело даже не в том, что значительную часть знаний Бессмертные позаимствовали у фейри. Я хочу сказать, дело не в благодарности. Дело в принципе. Но мы следим, чтобы они не очень-то наглели. Доминировать над коренным населением Земли Бессмертные им больше не позволят.
Этот разговор состоялся вчера. Сегодня, вспомнив его за шахматной доской, Большаков спросил:
— А что же всё-таки будет с Россией?
— Ты так говоришь, как будто она может куда-то исчезнуть, — усмехнулся Лесник.
— Есть такое опасение, — признался Илья.
— Никуда она не денется. Ты просто ещё не дочитал до конца. Россия останется самостоятельным государством и ещё долго будет озадачивать мировое сообщество своими выходками. Это страна поголовного волюнтаризма и критического отношения к каким бы то ни было правилам. В этом есть определенная польза. Поначалу правила были нужны, и одной из задач Бессмертных было дать им эти правила. Но теперь люди сами придумывают себе все новые условия игры, и они все усложняются, доходя до принципа «козырной чучи». Знаешь, что это такое?
— Знаю. Анекдот. Мужик предлагает играть на деньги — кто первый крикнет: «Чуча!» Все стараются, орут «чуча!», а тот, кто всё затеял, спокойненько произносит: «А у меня козырная чуча». И сгребает бабки.
— Так вот, Россия — игрок, который может противостоять игроку с «козырной чучей».
— Для этого надо быть ещё большим наглецом или шулером. Например, поставить на кон фальшивые деньги.
— А ты как думал? — засмеялся Лесник. — Кроме того, сообщество с таким видом социальной организации, как в России, просто не может проиграть полностью.
— По-моему, у нас последние остатки социальной организации разваливаются.
— Ошибаешься — система на самом деле адаптируется к новым условиям. Просто на деле это не так красиво, как на словах. Но процесс уже близок к завершению. Чтобы тебе привести в пример из открытых материалов? Ты читал «Зияющие высоты»?
— Читал.
— Александр Зиновьев, конечно, умница. Но если даже Бессмертные иногда ошибаются, то что говорить о смертных? Зиновьев очень образно описал систему внутренней организации «социалистического» общества, назвав её социзмом. И совершенно правильно определил социзм как самый естественный и эффективный вид общественного устройства. По типу крысиной стаи. Помнишь, как члены союза художников рассказывают Мазиле о борьбе прогрессивного и отжившего в их сообществе и что он им отвечает?
— Он отвечает, что это просто борьба за право лизать задницу начальнику.
— Правильно. Зиновьев соотнес эту схему со всем обществом. Социалистическим. Назвал её социзмом и стал её клеймить. Его выставили на Запад, чтобы он посмотрел внимательно и поискал другой вид общественного устройства. Он посмотрел внимательно — и совершенно справедливо определил западный вид как завуалированный социзм. После того как зазомбированный американским братством Горбачев расшатал Советский Союз, который был очень опасен своей агрессивно-лицемерной идеологией, Зиновьев стал беспокоиться о судьбе России, звать её назад к социзму. Но если бы он вернулся сюда и пожил здесь не на гастролях, а обстоятельно, думаю, он понял бы, что система организации, по сути дела, не изменилась. Она сохранилась во всей её красоте.
— Даже задница ещё долгое время была старой; обкомовской.
— Зато лизали её с молодым задором, оттеснив стариков, свежие, полные сил кадры. Бывшие комсомольцы. А недавно и задницу обновили, теперь процесс пойдет гораздо веселее. Социзм жив, немного поменял окраску, его теперь с поправкой на идеологию можно назвать капсоцизмом, но сущность его от этого не изменилась. Морковке, правда, легче не станет. Станет труднее. Но российский социум выживет, так что философ зря беспокоится.