Лука уже куда-то исчез вместе со своей свитой. Мимо проносится кабриолет с открытым верхом, размахивающие руками молодые люди пьют и горланят что-то в такт хрипло рычащей стерео-системе. Пляж ждет, жара ждет, вода ждет.
Я неожиданно спотыкаюсь о гравий, невесть как оказавшийся на асфальте, и больно ударяюсь пальцем. У открытых босоножек есть свои неприятные сюрпризы. Теряю равновесие, и из одного из пакетов выкатывается на дорогу пара яблок. Только не это, только не яблоки… Я специально выбрала самые красные, не для того, чтобы они катились по дороге, как мячи в боулинге.
Осторожно опуская один из пакетов на землю, я обреченно вздыхаю и поворачиваюсь за разбежавшимися яблочками. Они раскатились по дороге, и собрать их придется из разных сторон. Протягиваю руку и поднимаю то, что ближе. Затем тянусь за вторым. Оно дальше, чем я могу вытянуть руку, придется подняться на ноги и прошагать за ним. Но я не успеваю убрать вытянутые пальцы, как чья-то ладонь подхватывает краснобокого беглеца и протягивает мне. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на благодетеля, и одновременно беру яблоко.
— Спасибо, — я поднимаюсь, пряча яблоко в пакет, а передо мной стоит давешний пострадавший, которого спасали моё мороженое мясо и полотенца. Надо сказать, сейчас он выглядит более-менее ничего спустя неделю, несмотря на гнилостно-пурпурные синяки, его лицо смотрится бодро и вполне сносно.
— Давайте, я помогу донести, — он кивает на пакеты. Вот оно, провидение, сжалившееся надо мной. Я облегченно соглашаюсь, и мужчина легко подхватывает мою тяжкую ношу. Мы шагаем по дороге, и я испытываю ощущение вселенского блаженства.
— Как твой нос?
— Немного болит, — мой спаситель неожиданно разрушает все предположения о мужском непомерном эго своим честным ответом.
Мы поворачиваем к дому. Газон, который нужно подстричь, отвлекает меня от размышлений, возвращая к насущным проблемам. Я открываю дверь и поворачиваюсь к спутнику, молчащему всю дорогу.
— Большое спасибо, — сама бы я точно час ковыляла с пакетами. Он неожиданно улыбается.
— Вы были добры ко мне, — сейчас, когда он нормально говорит, его голос звучит приятно для слуха — чуть низковато и приглушенно. Видя моё удивленно вытянувшееся лицо, он добавляет, — Я обязан Вам.
— Пустяки, — если каждый, кому я протяну руку, будет считать себя обязанным мне, то я превращусь в повелителя целой трети страны. Я поднимаю пакеты и, на прощание заявляю, — мне как раз не хватает еще пары рук, чтобы подстричь газоны вокруг дома.
Он деловито оглядывает ровное поле с подросшей травой, и я неловко улыбаюсь, кивая на одичавший газон:
— Мне не хватает познаний в работе триммеров, чтобы причесать траву.
— Если хотите, могу помочь, в технике я разбираюсь достаточно хорошо. Так что, я завтра могу заглянуть и справиться с непокорным газоном.
— Отлично, буду очень благодарна — я непомерно рада такой удаче.
Мужчина уже спускается с крыльца и шагает по дорожке, когда я понимаю, что забыла спросить, как его зовут.
— Гаспар, — отзывается он, обернувшись и помахав мне рукой.
Если бы сегодня не стрижка газона, я бы еще час провалялась, затем не спеша занялась бы уборкой, а потом просто ничего не делала бы. Воскресенье.
Вероятно, именно поэтому я проспала будильник, который надрывался, исторгая мелодичные призывы подняться с постели уже по третьему кругу. Благо, что функция повтора была включена в его хитрое устройство и могла играть ровно столько, сколько надо было дозваться заспавшегося хозяина. В любом случае, вскочила я ровно в десять, когда солнце уже во всю светило в окно, и его лучи ползали по стенам, потолку и постели, отражаясь от светлого в два раза сильней.
Пока готовится завтрак, я периодически выглядываю в окно, чтобы узнать — не пришел ли мой знакомый. Не люблю встречать гостей застигнутой врасплох.
Он пришел тогда, когда я закончила мыть посуду и только выключила воду. По-прежнему разукрашенный проходящими синяками, этот ходячий тотемный столб явно мог послужить украшением любого учебника травматологии.
— Привет, — я не стала уж так откровенно рассматривать его, все-таки человек пострадал, — готов к борьбе с травой?
Он улыбнулся, демонстрируя, что оценил мой юмор, и сразу приступил к делу.
— Где же техника?
— В гараже, — я на секунду замялась, соображая, когда заходила туда в последний раз. Затем, понимая, что от меня ждут действий, спохватилась, — пойдем, я покажу.
В полдень солнце начинает палить гораздо сильней, словно у него есть свои часы, по которым оно выверяет — когда ему начинать огненную атаку. Все затихает, прячется или лениво лежит в тени. Назойливое гудение работающего триммера нарушало эту знойную тишину, что было достаточно раздражающе.
Я мысленно представила себе, как проклинают шум триммера соседи, и улыбнулась. Зато у меня газон будет отличным. Выглядывая в окно, я видела, как увлечен работой мой работник, и насколько тщательно он выполняет её. Где-то через полчаса я поставила на поднос пузатый кувшин с домашним лимонадом, стакан и вышла на крыльцо. Гаспар как раз остановился, чтобы заправить рычащий триммер новой порцией топлива.
— Если у тебя перерыв, — мне немного неудобно от того, что приходится смотреть на него, задрав голову, — то я принесла лимонад.
— Спасибо, — все так же вежливо отозвался Гаспар, аккуратно положив все непонятные мне дополнения к триммеру и подходя к крыльцу. Я была приятно порадована тем, как он осторожен и бережен; бывший обычно бросал всё туда, куда приходило в голову, не важно — носки это были или же ноутбук.
Залпом осушив стакан, Гаспар поставил его на поднос и вновь натянул перчатки. Если не бы они, от раскаленного метала руки бы плавились. Мой работник, очевидно, решил доделать всё, не расслабляясь, и я ретировалась в дом, предоставив ему свободу действия. Он так же осторожно разобрал всё, сложил в гараж и даже перчатки положил туда, откуда я их достала ему.
Когда Гаспар закончил со всей травой, солнце уже начинало торопиться к горизонту. Вместо того, чтобы торопиться домой, он потянулся за рубашкой, лежащей на стуле у двери, и заявил:
— Там сломано окно в гараже. Если хотите, я могу починить. Там нужно просто заменить петли.
Надо сказать, достаточно угнетает то чувство, когда ты понимаешь, что многое требует мужской руки, а ты — всего лишь женщина, не способная заметить многие мелочи. Поэтому я не отказываюсь от предложенной помощи.
— Когда тебе будет удобно? — спрашивает Гаспар.
Глава 2
Есть две вещи, которые нельзя изменить или переделать. Это эгоизм и неприятные родственники. Я владею первым, как любой живой человек, и вторым, как любой обычный человек. Есть тип людей, которые с очаровательной миной создают неприятности, но настолько милы, что все срочно стремятся их выручить. Они идут по трупам к своей цели, но не потому, что бесчеловечны, а потому, что просто не замечают, как наступили на кого-то.
Такова и моя сестра Нина. Надо сказать, что и ее супруг полностью является ее половиной во всех смыслах этого слова. Это делает Алана так же нежеланным гостем в моем доме. Поэтому, когда раздается звонок, и приятный голосок Нины начинает рассыпаться в сочувствии мне в моем горе, я включаю громкую связь и отправляюсь гладить себе рубашку. Я знаю, что сестра поругает бывшего, а потом закончит все предсказуемой фразой: «Но знаешь, Ивана, мы с Аланом считаем, что тут есть и твоя вина…» с подробным перечислением моих промахов в семейной жизни. Она не предложит помощи, не скажет, что я могу позвонить, если мне станет одиноко или грустно. Зачем? Это не входит в пакет ее опций. Я не хочу вдаваться в грустные размышления, а потому вообще не слушаю то, о чем говорит голос в трубке. Как того и следовало ожидать, она прощается ровно через пять минут, чтобы появиться в следующий раз месяца через два.
Пока я разбираюсь с рубашкой, попутно смотрю на часы, ожидая появления Гаспара. Вот уже две недели, как он приходит, чтобы что-то починить, что-то поправить, и я в какой-то мере даже привыкла к его появлению. Между нами установились уважительно-добрые отношения, мой новый знакомый всегда вежлив и немногословен, как и в день нашего знакомства, так и сейчас, спустя столько времени. Он подмечает такие вещи, какие мне не пришли бы и в голову, а работа в его руках просто горит.