Пахомов прекрасно понял издевку, но решил не отступать, он не был уверен, что придет сюда еще когда-нибудь. А если уж зашел, надо довести дело до конца.
– Я не шучу, – сказал он, и это прозвучало укором. – Мне вообще не до шуток. Вот мое заявление. Я хочу, чтобы вы взяли его... официально. Чтобы в журнале об этом была запись.
– О чем? – не понял дежурный.
– О том, что вы взяли у меня письменное заявление.
– Вы нам не доверяете? – Дежурный почему-то обиделся.
– Я хочу, чтобы все было... По правилам. Чтобы остались следы моего здесь пребывания. – Пахомов говорил размеренно и почти без выражения, запретив себе как-то откликаться на слова дежурного.
– Так, – тот озадаченно взял конверт, повертел в руках, осторожно положил на угол стола. – Кто вам угрожает?
– Если вы спрашиваете, кто именно угрожает, от кого исходит опасность... То такого человека назвать не могу.
– Его нет?
– Он есть, но я его не знаю. И он не знает о том, что станет причиной...
– Вашей смерти? – подсказал дежурный.
– Да, можно и так сказать.
– Почему же вы решили прийти сюда? – Дежурный обернулся к дружкам, откровенно прося поддержки. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что человек, стоящий перед ним, озабочен всерьез.
– Когда меня убьют...
– Вы все-таки настаиваете на том, что вас хотят убить?
– Когда меня убьют, – повторил Пахомов, – я хочу, чтобы вы знали, где искать концы. Кроме того, я надеюсь... Если им станет известно о моем заявлении... Может, отступятся.
Дежурный помолчал, повертел в пальцах конверт, вчитался в адрес, фамилию, имя... Снова положил его подальше, будто чувствовал исходящую от него опасность.
– Пахомов Николай Константинович... Это вы?
– Да, это я. И адрес, который там указан, – мой адрес.
– Простите, – дежурный затеял долгий разговор не только из служебной добросовестности – он видел, что его приятели заинтересовались происходящим. – Итак, вы не знаете человека, который хочет вас убить... А этот будущий убийца тоже не догадывается о своем желании?
– Это не его желание. Будет приказ.
– Ах, так! – воскликнул дежурный. – Заказное убийство?
– Примерно.
– Николай Константинович, но мы не можем предоставить вам телохранителей.
– Я и не прошу телохранителей. Тем более что они бесполезны в данном случае. Речь идет не об уличных хулиганах, а о людях достаточно умелых в своем деле. И я прошу, чтобы вы сейчас, при мне, занесли в журнал сведения о моем посещении, о том, что я передал заявление для руководства. Чтобы остались следы.
– Завтра же ваше заявление будет на столе у начальства. Можете не сомневаться.
– Я хочу, – опять начал Пахомов, но дежурный его перебил:
– Вы нам не доверяете?
– Я уже ответил. Не имеет ровно никакого значения – доверяю, не доверяю... Если бы не доверял, то не пришел бы, – поспешил успокоить дежурного Пахомов, остро ощутив, как в том закипают гнев и обида. – В моем заявлении намечен путь поисков убийцы.
– Какого убийцы?! – не сдержавшись, закричал дежурный. – Что ты несешь?!
– Его имени я не знаю, но наводку даю. След.
– Чей след?!
– Человека, который убьет меня. Я не думаю, что вам придется ожидать слишком долго. Вы не хотите сделать в журнале запись?
– Я не хочу, чтобы потом надо мной смеялось все городское управление!
– Над вами не будут смеяться, – негромко произнес Пахомов. – Но вопросы задавать будут.
– Вопросы – ладно, на вопросы мы ответим, – обернувшись, он подмигнул примолкнувшим приятелям. – Запишем, занесем, зарегистрируем, – он придвинул к себе толстый журнал, отметил дату, время, с конверта списал данные заявителя. А тот сквозь стекло внимательно следил, что именно пишет дежурный. Когда он уже собрался было отодвинуть журнал, Пахомов его остановил.
– Вы ничего не записали о содержании заявления.
– И что же мне записать? – растерянно спросил тот, глядя на Пахомова уже с некоторой беспомощностью.
– Так, дескать, и так... Предупреждение о готовящемся убийстве. Вот, – удовлетворенно проговорил Пахомов, увидев, что нужные ему слова легли на страницу журнала.
– Может, вам поговорить со следователем? Кажется, кто-то из них задержался в кабинете, а?
– Мне нечего ему сказать. А ему не о чем у меня спрашивать. Ведь пока ничего не произошло. Так, – Пахомов сделал рукой неопределенный жест, – невнятные душевные волнения. Мне нужно расписаться в вашей книге?
– Если хотите – пожалуйста... Большого криминала здесь нет, а вам, думаю, будет спокойнее.
– Конечно, – Пахомов старательно поставил свою подпись, найдя свободное место под записью о содержании заявления. – Ну что ж... Все, что мог, сделал. Если возникнут вопросы – всегда рад прийти, – Пахомов произносил необязательные слова, и чувствовалось, что он тянет время, ему, видимо, не хотелось выходить из этого неуютного, но безопасного помещения.
– Послушай, Пахомов, – сказал дежурный, поняв его состояние, – если ты действительно опасаешься чего-то серьезного... Заночуй у нас, а? Помещение свободно пока... Может быть, к двенадцати подселим какого-нибудь заблудшего пьяницу, – дежурный, кажется, впервые за время разговора проникся сочувствием к Пахомову.
– Спасибо, конечно... Но не стоит... Тогда мне пришлось бы оформлять здесь постоянную прописку. Я не знаю, когда это произойдет, когда...
– Может, и не произойдет?
– Дай бог, конечно... Но вряд ли.
– Тогда держись, Пахомов. В случае чего – звони, ребята у нас ничего!
Не отвечая, Пахомов махнул рукой и вышел.
Нет, не зря несколько раз дежурный задал ему один и тот же вопрос: «Вы что же, не доверяете нам?» «А вот и не доверяю, – сказал себе Пахомов. – И вы прекрасно это знаете. И знаете, почему. Вы сами себе не доверяете...»
На улице в лицо Пахомову ударил порыв ветра, брызнули холодные капли дождя с мокрой листвы, но свежий воздух был приятен после прокуренной, провонявшей хлоркой дежурки. Пахомов вышел на освещенную часть дороги и, уже не задерживаясь, направился к дому. «Погодка еще та...» – подумал он, поднимая воротник куртки. «Самый раз... Но не сегодня. Сегодня вряд ли решатся... А если еще видели, что я в милицию заходил, что подзадержался там на какое-то время... Не решатся. Доложат, посоветуются, перезвонятся. Они должны убедиться, что не возникло ничего непредусмотренного. Хотя исполнителям на все эти тонкости наплевать. Но опять же смотря каким исполнителям, ведь в конце концов отвечать придется им... Нет, если они не круглые дураки, то сегодня не тронут. А если дураки? А от дураков все равно не спасешься. Нигде от них не спасешься. На то и дураки».
Неожиданно для самого себя Пахомов впрыгнул в остановившийся троллейбус – водитель замешкался с продажей талонов, и секунды хватило, чтобы принять решение. Двери тут же захлопнулись за его спиной, и троллейбус тронулся с места. Приникнув к стеклу, Пахомов увидел метнувшегося следом человека в сером дождевике и кепке. Но тот опоздал и с досадой несколько раз ударил кулаком по дверям. Водитель остановил троллейбус, открыл двери, подождал подбежавшего мужчину. Но Пахомов в этот вечер принимал решения довольно необычные – в тот самый момент, когда мужчина входил в троллейбус, он успел выскочить на тротуар. И, довольный собой, проводил взглядом удаляющийся троллейбус. Четкий контур человека в кепке на заднем стекле убедил его, что на этот раз удалось избежать больших неприятностей.
Странно, необъяснимо вел себя последнее время Николай Пахомов. Домой старался прийти пораньше, нигде не задерживался, соседи не могли соблазнить его ни пивом, ни домино, и через свой двор он проходил озабоченно, стараясь побыстрее нырнуть в подъезд. А едва пройдя в квартиру, тут же запирал дверь на один замок, на второй и лишь после этого раздевался.
– Лариса! – кричал он из полумрака прихожей. – Ты дома?
– Где же мне еще быть...
– Какие новости?
– Горбачева за рубеж не пускают.