Вдруг наступает небольшой проблеск. Первая буква — «Х». Не так много девушек с этой первой буквой, так ведь? Иккинг снова напрягает извилины, трогает виски кончиками похолодевших пальцев, слегка их массирует; чертыхается себе под нос, потому что дезипрамин будто стёр половину его памяти.
На часах два ночи. Иккинг сидит, ссутулившись на середине кровати, всё ещё вспоминает имя девушки, что уничтожила его, втоптала в грязь… Перед глазами мерещится лес, пенёк, затем общая столовая, её глаза, отблёскивающие ярким огоньком любопытства и озорства. Томный, игривый голос… Нет, он не такой, как у Астрид. Он чуть грубоват, но при этом какой-то всё равно нежный. Шёпот её всегда заставлял пройтись куче мурашек по коже, а запах волос возбуждал не хуже её тела…
Иккинг широко распахивает глаза, опускает руки вдоль тела. Смотрит куда-то в окно, разглядывает в нём её тень, что тут же скрывается из виду. Но нет, там и не было ничего, парень бредит на ровном месте. И он знает это.
Её нет. Она не подошла к его окну. Она не помахала ему сейчас рукой, не окликнула его. Невидимка, что просто дразнит помутнённый ночной пеленой разум Иккинга…
Тянется к ушедшему видению рукой, подаётся чуть вперёд; в ушах тихонько звенит колокольчиками её смех.
Неосознанно всё же выговаривает забытое имя, что всё это время он прекрасно помнит, но просто обманывает самого себя:
«Хедер».
***
… От удушия круги под глазами наружу, равнодушия… Я полон, немного простужен…
Перед глазами мелькают обрывки сладкого прошлого, такого далёкого теперь. Вот Хедер лежит перед ним на кровати и манит ладошкой… Хедер, Хедер, Хедер!
Иккинг повторяет это имя уже много раз. Счёт пошёл на сотню, когда появился первый луч солнца в окне. Резко захотелось спать, и Иккинг наконец усмиряет свой разум, отключается почти сразу.
Видит Хедер перед собой, она что-то говорит ему: ничего не понятно, но говорит она быстро и со смешками; широко улыбается, тянет его за собой куда-то в яркий и ослепляющий свет. Она в его любимом чёрном платьице, слабо накрашена, но так же красива…
А потом появляется чёрная рука. Она крупная, страшная. Вылезает из-под земли рядом с Хедер. Свет тут же меркнет, и становится ясно: они где-то в прострации, в четырёх белых стенах, теперь уже потемневших. Девушка пугается, отпрыгивает в сторону, но рука тянется к ней, пытается ухватить за подол платья. Иккинг пытается что-то выкрикнуть, но он нем, как чёртова рыба, тщетно тянется к Хедер, хочет укрыть её от зловещей напасти.
Появляется ещё одна рука, с другой стороны; обхватывает талию Хедер и тянет на себя. Хедер в ужасе смотрит в сторону Иккинга, что-то кричит парню в лицо, но она тут же испаряется в воздухе, словно фантом. Возникает какая-то странная чёрная фигура, чем-то отдалённо напоминающая самого Иккинга. Хэддок чувствует, как тело холодеет и у него начинается удушье.
Он просыпается в холодном поту, сердце бешено колотится где-то в глотке, а дышать стало крайне тяжело; стучит кулаком по груди, начиная сразу же громко кашлять. Вроде ритм сердца восстановился, дышать стало чуточку легче.
Из-за приёма антибиотиков у Иккинга несколько нарушился сердечный ритм. Частенько случается так, что сердце бьётся где-то в горле, не даёт нормально дышать. Хэддок уже привык, что себя надо «заводить»: постучать пару раз кулаком по груди, и всё становится просто прекрасно. И сейчас, как говорится, он «завёл свой мотор». Но тут же он цитировал строчку из какого-то трека, что частенько раньше слушал:
«Я бью себя в грудь кулаком по утрам, чтобы завести мотор, но там только дыра…»
Иккинг встаёт с кровати медленно, не спеша. Но тут же звенит телефон, и он заметно ускоряется. Он и не подозревал, что ему позвонила сама Хедер.
— Иккинг? Это ты?
А её голос изменился. Стал чуть ниже и тише. Или же она так боится его, что нарочно так говорит.
— Я, — отвечает хмуро Иккинг, — Что тебе нужно, Хедер?
— Хотелось услышать тебя. Как ты?
— Пойдёт. Живу дальше, без тебя, — говорит Иккинг так, словно читая какую-то мантру, — Лечусь, учусь, завтра пойду на йогу. Да, мне тяжело, но я справляюсь. Ты как?
— Не очень… С Нилом серьёзно поругалась.
— Дай угадаю, потом ты опять уйдёшь к другому?
— Нет. Больше у меня нет никого.
— Ты мне также говорила.
— Иккинг-
— Хедер, почему я, чёрт возьми, должен тебя простить? Ты предала меня!
— Я понимаю, что поступила плохо! Я была не в себе! Слишком быстро приняла решение!
— Я тоже быстро принял решение! — передразнивает девушку Иккинг, — правда мне пришлось пробежать семь километров без остановки, прежде чем его осуществить!
— Иккинг… — голос Хедер стал плаксивым, — Пожалуйста…
— Два часа бежал! Да и по херу, что потом ног не чувствовал хер знает сколько времени, и дышать нормально не мог! А знаешь, сколько я балок насчитал под мостом, когда думал, почему ты так поступила?!
— Умоляю…
— Тысяча двести сорок шесть! Не досчитал парочку — отключился! Вот до чего ты меня довела! Я крышей чуть не поехал! — восклицает Иккинг, вспоминая эти чёртовы металлические балки, расплывавшиеся в его слезливых глазах. Он видел в них свою крышку гроба, свинцовое и бетонное небо.
— Прошу, прекрати! Мне тоже больно вспоминать об этом! — просит Хедер, глотая слёзы.
— Ты не поехала искать меня! Тебе плевать было, ты пьяная валялась на этом своём Ниле!..
Замолк на минуту. Хедер напряглась, но говорить не смеет: слёзы душат её голос.
— Хедер… — выделяет её имя Иккинг, чувствуя на языке какую-то горечь, — Пока я лежал в больнице, я всё время думал о тебе. И знаешь, тогда я ещё любил тебя, хотел вернуть… Но теперь этого нет. Я больше к тебе ничего не чувствую.
Опять тишина. Хедер хочет что-то сказать, но Икк её перебивает:
— Забудь меня. Давай забудем всё, что было между нами. Сожги мои подарки где-нибудь в карьере, не знаю, перестань терроризировать своих друзей по поводу меня, умоляю, я им никаким боком не сдался, как и они мне. Хедер, прекращай это всё.
— Хорошо, — соглашается она, — Я поняла тебя… Как у вас дела с Астрид?
— Отлично. Знаешь, она ведь мне нравилась. А ты меня ослепила.
— В… смысле… — тихонько выговаривает девушка, несколько недоумевая.
— Ты встала передо мной, и в итоге видишь как вышло? Смешно, правда? — Иккинг начинает горько усмехаться и злорадствовать, — Я такой наивный, повёлся! «О, боже мой, она так прекрасна! Как кошечка — так грациозна и мила! Прости, Астрид, но я больше не люблю тебя, Хедер запала мне в сердце!» — пародирует он сам себя, следом понижая голос, — Так глупо… Придурок.
— Я не знала…
— Нет, ты знала. Но молчала.
— Иккинг-
— Ты не переубедишь меня. Ты предала не только меня, Хедер, но и Астрид. Как ты вообще посмела?
— Да, я виновата! Да, вини меня во всех смертных грехах, Иккинг, давай! — восклицает вызывающе Хедер.
— Всё понятно, началась та же песня… — вздыхает Иккинг, закатывая глаза. Он уже знает, к чему всё идёт, — Хотя, нет. Тут мы и закончим. Я теперь не поведусь на твои провокации.
— Стой, я не договорила!
— Я всё сказал. Разговор исчерпан, Хедер. Не звони мне больше вообще, слышишь меня? Не нервируй себя и меня… Я тебя прощаю. Правда. Пока.
Иккинг отключается, шумно вздыхает. Тут же отправляет номер девушки в чёрный список, кидает сам телефон куда-то на стол. Наконец-то долгожданная тишина.