Приехав домой, она, не снимая пальто и обуви, подошла к телефону и дрожащими руками набрала номер. Ей ответили после третьего гудка.
— Да. Грег слушает…
Анна не могла произнести ни слова. Просто стояла и дрожала всем телом. Грег спрашивал, кто звонит, просил: «Говорите, ничего не слышно…». Такой знакомый голос, такой родной, словно они виделись только вчера, а не больше года назад. В конце концов он вежливо попросил перезвонить и повесил трубку. Анна упала на диван и обхватила себя руками.
Двумя часами позже она повторила попытку, выпив для храбрости вина и тщательно отрепетировав то, что собиралась ему сказать.
— Грег слушает.
— Привет, Грег, это Анна.
Тишина в трубке, потом с нежностью:
— Анна.
Мягкий австралийский акцент.
— Да, это я. Я тебя не отрываю?
Стандартная фраза, чтобы выиграть время.
Смех на том конце провода.
— Анна, ты меня хорошо знаешь. Разве я могу быть занят чем-то, чему помешает твой звонок?
— Извини.
— С каких это пор ты просишь у меня прощения?
— О Грег… — Она зарыдала.
— Анна, что-то случилось? — обеспокоенно спросил Грег. Как ей хотелось оказаться сейчас в его объятиях.
— Нет, ничего не случилось. Точнее говоря, случилось. Я не знаю, как это объяснить, если такое вообще можно объяснить по телефону. Я хотела услышать твой голос…
— Тогда приезжай.
Он умеет читать ее мысли и желания, даже те, в которых она ни за что бы не призналась.
— Ты серьезно?
— Конечно серьезно. Если хочешь, приезжай. Я только недавно начал убирать твои фотографии и вещи, которые ты оставила. Зачем ты поступила так со мной, Анна…
Тишина.
— Фандита поселилась в своей старой комнате, — добавил он, зная, что ей трудно будет спросить даже это.
— Она приехала к тебе надолго?
— Насколько я понял, да. Я веду себя хорошо. Вымыл палубу, протер пыль, купил цветы. Можешь представить меня в фартуке?
— Только если под ним ничего нет.
Смех. Анна вытерла слезы тыльной стороной руки.
— У Фандиты все хорошо. Мы болтаем с ней вечерами, и она стала куда терпимее, чем раньше. И делает большие успехи в науке. Наша дочь — настоящий ученый.
— Чем мы заслужили такое наказание!
— Не смейся, Анна! Я знаю, ты гордишься ею не меньше, чем я.
— Довольно того, что ты ею гордишься. Мое мнение ее не интересует.
— Глупости!
— Я правда могу приехать? Я вам не помешаю?
— Ты можешь приехать, когда пожелаешь. Какую бы дорогу ты ни выбрала в жизни, все равно останешься моим лучшим другом. А для лучшего друга у меня всегда найдется кровать…
— Милый Грег…
— Не надо слов. Когда ты приедешь?
— Не знаю… через пару дней. Или недель. Как ты думаешь, Фандита не будет возражать?
— Не думаю.
— Грег, мне кажется, я люблю тебя.
— А я знаю, что люблю тебя, Анна.
— Спокойной ночи.
— Я зажгу свечу и буду думать о тебе. Я часто так делаю.
Анна заметила, что рука у нее мокрая от слез. Она подошла к шкафу и начала доставать вещи, размышляя, как их уложить. Аккуратно, как это делает Фандита? Или просто побросать в сумку, как какая-нибудь героиня кинофильма? И обязательно — фотографию сверху: Грега с Фандитой или папину.
Она успела уложить только сорочку, когда в дверь позвонили. Анна взглянула на часы. Кто бы это мог быть? Эльса Карлстен? Она старалась не смотреть на дом напротив, чтобы не увидеть соседку или, не дай Бог, призрак Ханса Карлстена.
Открыв дверь и увидев на пороге Мари, она испытала облегчение. Потом вгляделась в лицо подруги и поняла: что-то случилось.
— А я-то думала, кто это так поздно… Входи.
Анна посторонилась, впуская Мари. Та, не говоря ни слова, прошла в кухню и швырнула куртку на спинку стула. Анна шла за ней и думала о том, что Мари отрастила волосы. Зеленая блузка обтягивала ее пышные формы. В глубоком вырезе висел кельтский крест.
Они не говорили о Дэвиде с того самого раза, когда Анна сказала, что он умер, и Мари больше ничем ему не обязана. Анна понимала: подруге сложно забыть человека, который так много для нее значил. То, что случилось в Ирландии, изменило Мари. Она всегда была замкнутой и застенчивой, но какой-то невинной, что ли. После истории с Дэвидом все изменилось. Должно быть, самоубийство возлюбленного прямо у нее на глазах стало для Мари настоящим шоком, от которого она так и не оправилась.
Анна зажмурилась и представила, как Грег падает в воду, чтобы никогда не вынырнуть. Она поежилась. Долгое время ей казалось, она могла бы смириться с тем, что Грега больше нет в ее жизни. Тот разговор о Дэвиде показал, что Мари не смирилась. Она позволила фантазии управлять ее жизнью. А это наводило и на другие мысли. Может, Мари вовсе не та, за кого себя выдает? Как гребень Клеопатры в Британском музее.