Анна молчала.
— Ты была в этом клубе. Ты знаешь, как он выглядит, и ничего мне не сказала…
— Ты тоже была не слишком разговорчива последние дни.
— И Фредерик ничего не говорил. Он что, гомосексуалист? Или дело не в этом? Ты не спросила?
— Я не отважилась. Но мне кажется, что он… Я предложила ему переночевать у меня, когда встречалась с ним в «Фата-моргане»… и если бы он принял мое предложение…
Анна представила Фредерика и Мари в постели, и от этой мысли ее замутило. Что еще они обсуждали у нее за спиной?
Мари закрыла лицо руками.
— Я не понимаю, что означают все эти истории с Мартином Данелиусом и Михаэлем, — произнесла она, — но мне кажется, мы трое знаем друг друга вовсе не так хорошо, как считали до сих пор. И если у Фредерика есть от нас тайны, то…
— То, значит, и у меня они тоже могут быть.
— И у меня.
Анна накрыла здоровой ладонью холодную и влажную руку Мари.
— Расскажи мне, что говорил Мартин Данелиус, — попросила она тихо.
Мари не стала убирать руку.
— Я знаю все только со слов Фредерика, а он был совершенно не в себе. Как я поняла, Мартин сказал, что его жена умерла два дня назад. Она была тяжело больна, несколько лет лежала в коме. Мартина вызвали в больницу и сообщили о ее кончине. Он выждал несколько дней, прежде чем прийти к нам, потому что ему надо было «собраться с силами». Но, по всей видимости, очень нам благодарен. Говорит, и не ожидал, что все произойдет так быстро. И упомянул о гонораре. На счете в банке на Каймановых островах.
Анна взглянула на свою израненную руку и заметила, что кровь не сворачивается. Она зажмурилась и попыталась отвлечься от пульсирующей боли в ладони.
— Когда мы говорили с Мартином на похоронах, — сказала Анна, — он не сказал мне, в какой больнице лежит его жена. — Она замолчала и попыталась успокоиться. Дыши ровно, вспомнила она уроки Грега. — Мне хочется закричать. Но я постараюсь сдержаться. Извини, я могу показаться циничной, но нам надо сохранять хладнокровие, чтобы разобраться во всем этом. Анна Данелиус мертва. Ханс Карлстен тоже. Как это могло произойти? — Она стала по очереди сгибать пальцы на здоровой руке. — Может, они умерли естественной смертью? Ханс — в своей постели. Анна — в больнице. Это были старые больные люди. Никто не усмотрел в их смерти ничего странного. Если забыть о разговоре в «Гребне Клеопатры», никакого криминала не произошло. — Анне хотелось завыть, но она держала себя в руках. — Существует еще такой вариант: один из них умер своей смертью, а другого убили, возможно, супруг или супруга. Или обоих убили их дражайшие половины. Эльса вполне могла убить мужа. Мартин мог убить жену. Я не знаю как, но Эльса вполне способна была задушить Ханса подушкой или подмешать ему в пиво снотворное. А Мартин мог сам отключить аппарат искусственного дыхания. Мои предположения звучат ужасно, но они вполне правдоподобны. Четвертый вариант: за обоими убийствами стоит Эльса Карлстен. Она превратилась из слабого и униженного создания в сильную и решительную женщину. Не исключено, что она все время нас обманывала. С мужем все получилось как нельзя лучше, и это подвигло ее на то, чтобы помочь старому другу. А вот Мартин Данелиус вряд ли причастен к смерти Ханса Карлстена. Ты как думаешь?
Мари невидящим взглядом смотрела прямо перед собой.
— Согласна, все варианты возможны. И я надеюсь, что один из них верный, потому что в противном случае убийца — один из нас.
Роковые слова были произнесены и теперь извивались на полу, как ядовитые змеи. Анна заметила, как блестят светлые волосы подруги. «Красивый крест, — подумала она, — наверное, Мари купила его в Ирландии».
Она погладила Мари по щеке.
— Мари, — прошептала она.
Этого было достаточно, чтобы Мари съежилась и зарыдала. Сначала тихо, потом все громче и отчаяннее. Всхлипы перешли в стоны. Анна достала два стакана и бутылку виски, которую оставил ей отец. Он сказал, что никогда не сумеет достойно отблагодарить ее за то, что она для него сделала, и хочет хоть как-то выразить свою признательность. Она налила виски в стаканы и подала один Мари.
— Возьми. Я знаю, ты не любишь виски, но сейчас тебе необходимо выпить.