Ну-ка, чего там по телеку. Футбол... Самолет упал, гляди-ка... Ну вообще. Развалили страну, разворовали. Все падает. Музыка какая-то... концерт, типа. Кто это, с бороденцией такой, как косичка? Глянь, рожа какая. Лысый, ё-мое, и бородень косичкой. До чего дошли. Чё там написано? Чё-то не разберу... Ак... Аквариум. Нифига себе. Аквариум... Это что же...
Долгая память хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу...
Чего-чего, ничего. Так, вспомнил.
Осенний сон
Солнечный сентябрьский день. В саду имени Баумана местная районная администрация устроила концерт под открытым небом. Для пожилых людей. Так и называется — День пожилого человека. Небольшая сцена под полукруглой деревянной крышей. Ряды скамеек. Зрителей — человек пятнадцать. Пожилых — примерно половина, остальные — более или менее молодые, в основном, мамы с колясками, гуляли по саду и зашли на концерт. На задней скамейке — пара, он и она. Он — нечесаный, заросший, небритый, в засаленной черной куртке-пуховике, она — с короткими, тоже нечесаными и немытыми волосами, с опухшим землистым лицом, в местами рваном сером шерстяном пальто, на шее — вызывающе-нелепый, яркий оранжево-зеленый шарфик. Возраст их определить довольно трудно, но, кажется, лет им уже немало. У их ног пристроилась дворняга с ошейником, на поводке. У дворняги умная симпатичная морда, она выглядит гораздо лучше своих хозяев. Он, кажется, спит, она неподвижно смотрит на сцену.
Выступил ансамбль народной песни — дородные бабы в кокошниках. Выступил вокально-инструментальный ансамбль — три патлатых сорокалетних мужика, один в темных очках. Вокально-инструментальный ансамбль исполнил некоторое количество советских и блатных песен. На этом основная часть концерта закончилась, большинство зрителей разошлось, музыканты собрали свою аппаратуру и уехали. На сцену вышел небольшого роста человек с аккордеоном, сел на стул, поздоровался с практически отсутствующей публикой, заиграл и запел. Сначала романс «Не уходи, побудь со мною», потом песню про вальс-бостон.
Заросший человек разлепил глаза.
— Э-э... М-м... Эта... М-м... Чего эта?..
— Чего-чего, концерт. Играет.
— А... М-м... Играет... Ну...
А-а-тва-а-ри потихо-о-оньку кали-итку...
— Эта... чево...
— Да сиди ты. Чего. Ничего.
Слева кудри токаря, справа кузнеца-а.
Подходит еще один человек — высокий, грузный, краснолицый, в круглой кожаной шапке. Здоровается с ним и с ней. Достает из пластикового пакета пластиковую двухлитровую бутыль, наполовину наполненную коричневатой жидкостью.
И в забой отправился парень молодо-ой.
— Будешь?
— Э-э... Чево... Эта... М-м... Давай.
Подставляет мятый пластиковый стаканчик. Выпивает залпом, судорожными мучительными глотками.
— М-м... О-о... Во-о... Эта... Ха... Ха... Хорошо.
Закрывает глаза.
С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист. Старинный вальс «Осенний сон» играет гармонист.
Человек с сиреневым зонтиком
Последний глава правительства СССР
I.
Это был странный банкет. В ресторане бывшей гостиницы «Орленок» (теперь у нее какое-то невыговариваемое иностранное название), где законсервирован дух провинциального казино середины девяностых, среди разноцветных игровых автоматов за одним столом сидели четверо бывших премьер-министров России. Виктор Степанович Черномырдин, специально приехавший из Киева, как обычно, рассказывал какие-то анекдоты. Евгений Максимович Примаков тихо посмеивался. Виктор Алексеевич Зубков, который, в принципе, познакомился со всей компанией не очень давно, зато имел внешность отставного премьера задолго до того как возглавил правительство, — весь банкет просто молчал. А четвертый, не дожидаясь конца посиделок, вышел на улицу, раскрыл зонт и перешел через дорогу. Черные ботинки, черный костюм, черный плащ и ярко-сиреневый зонтик, оставшийся от умершей два года назад жены.
Остановился у открытого двумя часами ранее (собственно, это и был повод, по которому устраивали банкет в «Орленке») памятника еще одному бывшему премьеру — Алексею Косыгину, постоял с минуту, и пошел к дому (самое элитное советское жилье — четырех-этажные дома членов политбюро на Ленинских горах; мраморные лестницы, зимний сад в вестибюле и огороженный парк с видом на Москву), в котором когда-то жил сам Косыгин, а теперь живет он, Иван Степанович Силаев. Первый премьер постсоветской России и, между прочим, последний премьер Советского Союза. Сейчас ему 78 лет.
II.
В фотохронике августа 1991 года его лицо — на каждой второй фотографии. Ельцин, Руцкой, Хасбулатов и он — вожди демократической России, противостоящей путчистам. Тогда это почему-то не бросалось в глаза, а сейчас — смотрю на него (на пиджаке еще — звезда Героя социалистического труда, которую он тогда не носил, стеснялся) и вижу не белодомовского демократа, а воплощенную Советскую власть. Боже, что у него с ними, с демократами, общего?