Задаю этот вопрос, Силаев отвечает, что, конечно, демократом он никаким не был, был технократом, не мыслившим себя вне Советской власти: «Но иначе я не мог. Вы же не знаете, наверное, что один из путчистов, член ГКЧП, обещал повесить меня на березе? Вот прямо так и говорил, глядя мне в глаза: мы вас повесим на березе!»
К этой угрозе за время нашего разговора он вернется еще раз десять — видимо, она произвела на него в свое время нешуточное впечатление, но все же у страха глаза велики, потому что на самом деле тот путчист, о котором рассказывает Силаев, был, вероятно, самым безобидным среди и без того безобидных гэкачепистов. Его, колхозного босса Василия Стародубцева, строго говоря, вообще непонятно каким ветром занесло в ГКЧП, и ясно, что никого бы он ни на какой березе не повесил. Но Силаев так не считает.
— Они не могли мне простить земельной реформы. Когда в РСФСР появились первые сто фермеров, я собрал их у себя в Белом доме — не столько проблемы обсуждать, сколько просто посмотреть на них, мне было очень интересно. Позвал и Стародубцева, чтобы и он полюбовался на наши успехи. А он сразу почувствовал угрозу колхозной системе — новые люди, новые отношения, новый бизнес. Как понес — враги народа, идеологическая диверсия, пятое, десятое. Потом поворачивается ко мне, глаза злые. «А таких, как вы, Иван Степанович, мы будем вешать на березах!»
Силаев делает паузу, чтобы я мог ужаснуться, потом продолжает:
— Если всерьез, его сразу же нужно было в тюрьму сажать, потому что сами посудите — когда человек предлагает вешать премьер-министра на березе — это неприлично даже.
Кажется, если бы случая со Стародубцевым в его биографии не было, он бы все равно придумал что-то подобное. Внося на рассмотрение съезда народных депутатов закон о земле, он сравнивал себя с другим премьером, проводившим земельную реформу — разумеется, со Столыпиным, — и, кажется, всерьез ждал той же участи, которая постигла в свое время и Петра Аркадьевича.
— Вы же знаете, на него было то ли одиннадцать, то ли четырнадцать покушений, и он даже в завещании просил похоронить его там, где его убьют. Не «там, где я умру», а «там, где меня убьют», понимаете? Вот какая это важная тема.
III.
Создание в России фермерского движения (за год его премьерства в России возникло три тысячи фермерских хозяйств) он считает своей главной заслугой в жизни — в устах человека, в разное время руководившего крупнейшими оборонно-промышленными министерствами СССР, включая министерство авиационной промышленности, это выглядит кокетством, но он, похоже, искренен.
— Я же сам из крестьян, что такое земля — знаю. Мой отец попал под каток коллективизации, хоть и не был кулаком. Это, кстати, очень интересная история. Председателем комбеда в нашей деревне Бахтызино Вознесенского района Горьковской области был товарищ моего отца. Они дружили. А этот председатель был влюблен в мою матушку, которая была очень недурна собой. И вот однажды на какой-то гулянке он подошел к моему отцу и сказал: «Степан, отдай мне Марью». Отец его, конечно, избил.
Этого председатель Силаеву-старшему не простил, и через неделю семья Силаевых с новорожденным Иваном и его четырехлетней сестрой уже осваивалась на новом месте — Степана Силаева отправили на перевоспитание на шахту в Донбасс. На этом крестьянская жизнь Ивана закончилась, а когда он подрос — это были сталинские времена с их культом авиации, — то, как и полагалось нормальному советскому подростку, собрался поступать в летное училище, но не прошел по здоровью (проблемы с глазом) и поступил в Казанский авиационный институт — чтобы если не летать, то хотя бы строить самолеты.
В 1954 году пришел инженером-механиком на Горьковский авиазавод имени Орджоникидзе. Семнадцать лет спустя стал директором этого предприятия. Еще через три года перевели в Москву — в авиационное министерство. Уже будучи заместителем министра, познакомился с главным начальником советского ВПК, министром обороны (а в прошлом — сталинским наркомом вооружений) Дмитрием Устиновым.
— Дмитрий Федорович часто проводил смотры военной техники. Танки, самолеты — ну, вы понимаете. На очередных учениях в Ульяновской области от нашего министерства присутствовал я. Потом был разбор полетов на соответствующем совещании в обкоме, а потом, как тогда было принято, поехали за город на обкомовские дачи. Перед выездом успели, конечно, тяпнуть, и как-то так получилось, что в таком приподнятом настроении мы с Дмитрием Федоровичем оказались в одной машине.