Я проработал на «Мосфильме» до 1984 года — совсем недолго не дотянул до перестройки. Впрочем, удивительно, что меня раньше не вытурили — в середине 70-х моя приемная дочь вышла замуж за британского гражданина, и мне дали очень сильного пинка; фактически, я угодил в опалу. Мне, уже при Андропове, куратор от КГБ на студии говорил: она же не родная, откажитесь от нее. Я его послал. Я фронтовик, воевал за Родину, инвалидом стал — нормально такое слушать? А до перестройки оставались месяцы. Как раз тогда мне вдруг оказали честь. Звонит мне дочка Ермаша и говорит: «Папа умер». Я говорю: «Как! Боже мой! Срочно организуем похороны!» — «Да нет, — говорит дочка, — похоронили его уже» — «А почему ничего никому не сказали?» — «Папа велел похоронить его, и сказать только двум людям: вам и Анатолию Гребневу». Вот так было.
Впрочем, в перестройку мне было чем заняться — я работал в Союзе кинематографистов (который, в общем, и был колыбелью перестройки), организовывал Кинофонд. Но у меня лично от тех времен осталось странное ощущение. И было ясно, что перемены какие-то нужны — но в том виде, в каком они прошлись по кинематографу это, конечно, были слезы: прокат рухнул, кинотеатры закрывались. Бондарчук стал снимать «Тихий Дон». При этом Герасимов просил его: «Сережа, не снимай „Тихий Дон“, пока я жив, прошу тебя». Бондарчук, тем не менее, начал съемки. Дальше, как известно, темная история, которая закончилась только в прошлом году, когда Федор доделал за отца монтаж. И теперь мы пришли к ситуации, когда артист, прежде чем сниматься в картине, спрашивает не «кто режиссер», а «сколько денег», — и в результате режиссер с актерами помогают продюсеру выколотить деньги из зрителя. А я вам как директор со стажем скажу — перемены переменами, а в советское время авторское кино собирало в прокате миллионы, и было для государства высокоприбыльным. Как это удавалось? По нынешним временам — загадка природы. Попробовали бы мы сейчас снять «Войну и мир»...
Записал Алексей Крижевский
Куртка с надписью «Фитинг»
Смерть старшеклассницы
I.
На форменной зеленой куртке человека неславянской внешности, которого видели в ночь убийства возле мертвого тела пятнадцатилетней Анны Бешновой, было написано «Фитинг». «Фитинг» — это название эксплуатационной компании, обслуживающей часть Можайского района Москвы. Через сутки после убийства милиция проводила опознание — всех дворников «Фитинга» выстроили в ряд и показали жильцам пятиэтажного дома 16 по улице Кубинка, под окнами которого в ночь на 1 октября Анну изнасиловали и убили. Никто никого не опознал.
Над этой пятиэтажкой «Фитинг» теперь взял дополнительное шефство — каждое утро сотрудники компании желтой (более яркой, чем сама стена) краской закрашивают участок стены напротив дерева, под которым погибла девушка. На стене по ночам кто-то делает надписи — как мирные («Покойся с миром, помним, любим»), так и агрессивные («Мы найдем их и всем отомстим»). К стволу дерева скотчем приклеены тетрадные листы с какими-то рисунками (цветочки, котята и т. п.), стихотворениями, обещаниями не забывать. Эти листочки дворники не трогают, говорят, начальство велело только закрашивать стену.
II.
Родители покойной — мама Татьяна Владимировна, с которой жила Аня, и отец Юрий Эдуардович, живущий с другой семьей (от первой жены ушел 11 лет назад) в том же районе, но ближе к Можайскому шоссе, директор 714-й школы Ирина Петровна Ячменева, организовывавшая похороны, соседи Бешновых по дому 12 и жильцы дома 16, под окнами которого произошло убийство, — все они за последние две недели успели по нескольку раз пережить свои минуты славы, дать по нескольку десятков интервью, а потом ужаснуться тому, что о них и о покойной пишут в газетах.
— Вы понимаете, что вы делаете? — спрашивает Ирина Ячменева. — У нас уже весь район говорит, что здесь орудует банда убийц, люди детей боятся выпускать на улицу, нам самим страшно ходить.
Накануне в школу приходил участковый, собрал всех учителей и членов родительского комитета, рассказал, что экстремистские элементы собираются использовать убийство Анны Бешновой для дестабилизации обстановки в районе, распускают слухи и разжигают межнациональную рознь. Еще сказал, что в районе действительно не все хорошо с криминальной ситуацией и, может быть, даже появился маньяк, и в такой момент нужно быть особенно бдительными — чем окончательно запугал и без того перепуганную педагогическую общественность. Теперь каждый день в школьный двор к окончанию уроков за детьми приходят родители не только учеников начальных классов, но и старшеклассников, а сами старшеклассники выходят на перемене покурить не через главный вход, а через окно первого этажа с противоположной стороны.