Осенью мне стало хуже. Врач, лечивший меня, сообщил удивительную вещь: есть лекарство, которое должно мне помочь. Я должна делать уколы раз в месяц. Всю жизнь.
— Хотите знать, сколько ваше лекарство стоит? Три тысячи евро. В месяц.
— Вы шутите.
— Нет. Не шучу. Но вы же льготник, вам бесплатно. Я вас научу, как получить рецепт: через главного гематолога города, у него есть такое право. Мы однокурсники.
Радость, охватившая меня, сменилась отчаянием.
— Что мне делать? Я ведь отказалась от бесплатных лекарств.
— Да вы в своем уме?
Было, как сейчас помню, 15 ноября. Я прибежала спозаранку в отделение Пенсионного фонда. В тесном коридоре гвалт и неразбериха: люди не понимают, в какой кабинет занимать очередь. Я от волнения и неопытности битый час простояла в кабинет, где делали перерасчет пенсии, а потом час в тот, где выписывали скидку на радиоточки. Туда, куда мне надо, я попала после обеденного перерыва. Вошла. Объяснила, что хочу аннулировать старое заявление и написать новое, чтобы получать, как льготник, бесплатные лекарства. Ярко-рыжая, немолодая сотрудница порылась в ящике стола и вынула видавшую виды бумагу.
— Женщина, подать новое заявление можно было до 31 октября. Это постановление Совета министров. А сейчас ноябрь. Теперь ждите год и тогда подавайте.
— Я без лекарства не доживу до нового года.
— Ничем не могу помочь. Раньше надо было думать.
— Но раньше мое лекарство не входило в льготный перечень. Неужели нельзя сделать исключение?
— Нельзя! И ходят, и ходят... Не задерживайте очередь. Следующий!
Вернувшись домой, я реанимировала все старые связи, весь мыслимый и немыслимый блат: бывшую соседку, знакомую с губернаторшей, коллегу, у которой бабушка работала в аптекоуправлении и, наконец, племянницу, юрисконсульта в Думе... Никто не помог. Есть постановление правительства. Точка.
Когда положение безвыходно, откуда-то приходят силы. Провалявшись без сна всю ночь, я встала, достала с полки коробку конфет (страшно вспомнить, сколько она там пролежала), свою книгу и снова отправилась в Пенсионный фонд. Я помнила, что в той комнате, где вела прием рыжая инспекторша, была еще одна тетя, секретарь. Тетя сидела за занавеской и делала какие-то выписки. Терять мне было нечего, отстояв очередь, я вошла в кабинет и шмыгнула за занавеску. Тетя скрипела пером и не обращала на меня внимания. Я вынула из сумки конфеты, книгу и положила подарки прямо на ее бумаги. Тетя подняла голову. Я тихим голосом попросила о помощи. Показала заключение врача, выписки и справки о моей грозной болезни. Тетя равнодушно слушала меня. Наконец она разглядела фамилию на обложке книги.
— Ой, это вы выступаете по телевизору?
— Я.
— Да вы что? Правда? Надо девчонкам сказать!
— Пожалуйста, не говорите девчонкам, они меня уже раз отсюда выгоняли.
— Пишите заявление, укажите, что по жизненным показаниям. Ничего не обещаю. Позвоните по этому телефону через две недели.
Когда через две недели я набрала заветный номер, какой-то мужчина, подавляя зевок, сказал, что право получать бесплатно лекарства мне вернули. Господь совершил чудо: позже мне сказали, что я была единственной в Питере, кто добился невозможного. Выходит, ни дачу взятки, ни вранье (ведь это не меня, а мою сестру показывают по телевизору) Господь за грехи не считает... А свою сестру я называю про себя «сестра моя — жизнь».
Умирать, но не сдаваться
Алчность