Хэл только хмыкнул, хотя было время, подобные оборотцы приводили его в бешенство. Когда же наконец отправители этих цидулок возьмут в толк, что он не только глубоко-, но и широкообразованный человек? Ну, взять хотя бы это: даже полуграмотные младшеклассники обязаны знать, где находится Южная Америка, поскольку Впередник не раз упоминает об этом материке в «Талмуде Запада», а также в «Истиннизме: мире и времени». Но и то правда, не всяк задрипанный наставничек в школах для неспецов сообразит ткнуть пальцем своим ученикам, где эта Южная Америка находится, даже если ему самому это ведомо.
– Слово «кикимура», – продолжил диктор, – было впервые зарегистрировано на острове Таити. Остров находится в центре департамента Полинезия и заселен выходцами из Австралии, которые колонизовали его после Апокалиптической битвы, В настоящее время на острове расположен военно-космический полигон.
Слово «кикимура» очевидным образом распространяется оттуда, но используется преимущественно в среде неспецов. Исключение составляют спецы, причисленные непосредственно к космосоставу. Что в известной мере отражает связь между распространением слова и тем фактом, что первыми пустили его в обращение, насколько известно, именно трудоустроенные внешней пространственной зоны.
Поступил запрос из правдометотеки на допустимость пользования указанным словом; рекомендовано воздержаться впредь до завершения всестороннего дознания.
Насколько известно на сегодняшний день, указанное слово имеет дериваты: «какимура», т/ж «кикимора», т/ж «какимора». Как самим словом, так и его дериватами обозначается нечто чуждое, явившееся из другого мира; призрачное, устрашающее, причем преимущественно с уничижительным оттенком.
Настоящим всем предписывается срочно приступить к лингвистическому дознанию по слову «кикимура» (т/ж «какимура», т/ж «кикимора», т/ж «какимора») в соответствии с методическими указаниями No СТАНДАРТЛИНГ-476 и вести эту тему вплоть до получения указаний высшего приоритетного индекса. Независимо от обстоятельств – ваш ответ строго обязателен в срок до 12 изобильника 550 г.
Хэл прокатал остальные письма. Там были поручения еще на три слова, но, к счастью, с приоритетными индексами второй и третьей очередности, так что не предстоял подвиг заниматься всеми четырьмя зараз.
Выходит, завтра с утра надо будет доложиться Ольвегссену и тут же уматывать. Стало быть, шмотки распаковывать ни к чему, ехать придется, в чем был, даже насчет чистки не светит.
Не то чтобы неохота ехать. Просто устал, просто хоть на пару дней расслабиться бы перед новой поездкой.
«Расслабиться?» – спросил он сам себя, снимая очки и украдкой глянув на Мэри.
А та как раз встала со стула и выключила трехмерку. И захлопотала в стенном шкафу. Ему пижаму на ночь ищет, себе рубашку. И не счесть, в который это уже раз на сон грядущий стало нехорошо в желудке.
Мэри обернулась и увидела, какое у него сделалось лицо.
– Что еще? – спросила она.
– Так. Ничего.
Она пересекла комнату (топ-топ-топ-топ, и все; поневоле вспомнишь, какой простор для ходьбы в заповеднике). Подала мятую пижаму и сказала:
– По-моему, Олаф так и не сунул ее в чистку. Хотя он тут ни при чем. Деионизатор не работает. Олаф оставил записку, что вызвал техника. Но сам знаешь, как они тянут с починкой.
– Было бы время – сам починил бы, – сказал он. И понюхал пижаму. – Сигмен великий! Это же сколько у нас чистка не работает?
– С твоего отъезда, – сказала она.
– Ну, и пот вонючий у этого Олафа! – сказал он. – Будто он постоянно насмерть запуган. И не диво. Старикан Ольвегссен меня стращает так, что ого-го!
Мэри залилась краской.
– Только и знаю, что молюсь, чтобы ты перестал говорить непристойности, – сказала она. – Когда ты наконец оставишь эту привычку и поймешь, что впадаешь в антиистиннизм? Разве не знаешь, что…
– Знаю, – даже не дослушал он. – Каждый раз, когда я произношу имя Впередника всуе, я тем самым чуть оттягиваю благой Конец времен. Ну, и что?
Мэри попятилась, так громко он это сказал, да еще с издевочкой.
– Как то есть «ну, и что»? – ушам не веря, отозвалась она. – Хэл, но ты же не взаправду…
– Ясно, что не взаправду, – сказал он со вздохом. – Конечно, не взаправду. Разве можно? Просто ум за разум заходит от твоих постоянных упреков.
– Впередник говорил: «Не проходи мимо. Непременно укажи брату своему на его антиистиннизм».
– Я тебе не брат. Я тебе муж, – сказал он. – Хоть уже миллион раз и нынче все отдал бы, только бы перестать им быть!
И где та назидательность, где неприступность? Глаза у Мэри налились слезами, губы задрожали, подбородок затрясся.
– Ради Сигмена! – сказал он. – Только не реви.
– А что же мне остается делать, если мой собственный муж, плоть моя, кровь моя, соединенная со мной Госуцерквством истиннизма, осыпает меня проклятиями? Меня, ни в чем не повинную!
– Ни в чем. Кроме того, что норовишь подставить меня АХ'у при каждом перепавшем случае, – сказал он, отвернулся и взялся за расстановку откидной кровати.
– Наверняка все постельное белье провоняло Олафом и его бабищей жирной, – сказал он.
Подхватил простыню, нюхнул и чуть на стену не полез. Сорвал простыни, сорвал наволочки, швырнул на пол. И свою пижаму следом.
– На ВМ! В чем есть, в том и залягу. Жена называется! Почему соседей не попросила, чтобы они в свою чистку сунули?
– Сам знаешь, почему, – сказала она. – Денег нет им платить за их чистку. Была бы у тебя СН неприглядней – могли бы себе позволить.
– Откуда ей быть неприглядней, когда ты стучишь АХ'у, стоит мне хоть на вот полстолечко проштрафиться?
– Нашел виноватую! – гневно сказала она. – Хороша бы я была сигменитка, если бы врала доброму авве и говорила, что ты заслуживаешь лучшей СН! Я жить не смогла бы, зная, что на мне такой антиистиннизм в глазах у Впередника! Чуть к АХ'у войдешь, Сигмен со стены так смотрит, что внутри все горит, он каждую мысль мою читает. Ни за что! А тебе стыд и позор меня на это подбивать!
– Иди ты на ВМ! – сказал он. И пошел в то самое.
Там в тесноте разделся и влез под душ на все положенные тридцать секунд. Повернулся под обдув и стоял, пока не обсох. Потом так взялся чистить зубы, будто норовил выскоблить каждое не то словечко, которое ляпнул. Как всегда, накатила стыдуха за все, что наговорил. А следом и страх: ох, и расколется перед АХ'ом Мэри, ох, и расколется после он сам, ох, и заварится потом! Не исключено, что выведут такую СН, что вообще каюк. Бюджетец, и так-то тощенький, вовсе лопнет. И придется лезть в долги, как никогда не лез, не говоря уже о том, что ВМ ему будет, а не повышение при ближайшей переаттестации.
С тем оделся и вышел из того самого. Чуть Мэри с ног не сбил по ее пути туда. Увидев, что он одет, как на выход, она остановилась и сказала:
– Ах вот оно что, вот почему ты белье на пол побросал! Хэл, не смей даже думать!
– Еще как посмею! – сказал он. – Не стану спать в Олафовом поту!
– Хэл, прошу тебя, – сказала она. – Не произноси больше этого слова. Ты же знаешь, я не выношу пошлостей.
– Извини, пожалуйста, – сказал он. – Хоть по-исландски заставь меня это дело называть, хоть по-еврейски, а на любом языке смысл все равно один: мерзкое человеческое выделение, то есть пот.
Мэри заткнула уши пальцами, опрометью кинулась в то самое, да еще и дверью за собой грохнула.
Он вытянулся на тощем матрасишке и закрыл локтем глаза от света. Через пять минут услышал, как дверь открылась (пора бы петли смазать, так даже смазочку прикупить ни у них, ни у семейства Олафа Маркониса свободных денег нет). А если его СН завалится, Марконисы того гляди подадут на переезд в другую пука. И если им подыщут, тогда запросто могут подселить на пересменку какую-нибудь в упор несносную парочку, не приведи, из только-только выскочивших в спецы высшего разряда.
«Ох, Сигмен! – подумалось. – На кой мне не в радость то, что есть? На кой мне никак не приладиться к порядку вещей? На кой мне навязано столько от Обратника? Подсказал бы ты мне!»