«К тому же, — рационально объяснял сам себе Грэхард, — если я не отвечу — он так и продолжит бояться».
Нужно было дать ему понять, что бояться нечего. Что Грэхард никогда ничего ему не сделает.
Грэхард не хотел быть в жизни Дерека пугалом — лучше уж не быть совсем.
Бродя от окна к двери и обратно, он пытался измыслить всё новые и новые способы односторонней связи.
Высказать публично какую-то пафосную речь, в которой иносказательно объясниться с Дереком?
А если до Дерека эта речь не дойдёт?
А если он её поймёт не так, или не поймёт вовсе, или не пожелает понимать?
Издать какой-нибудь манифест… какой? Это ещё хуже речи, пожалуй!
Грэхард с досады пнул ножку стола, из-за чего с него посыпались бумаги и всякая мелочь.
Ругнувшись, он принялся всё это подбирать — звать слуг не хотелось.
Подкинуть письмо, конечно, самый нелепый, но самый простой вариант. В письме, к тому же, можно выразить…
Грэхард закусил губу. Он не знал, что хочет выразить — точнее, то, что он знал о том, что он хочет выразить, звучало ужасно жалко, нелепо, сентиментально, отвратительно чувствительно, мерзко шаблонно, и вообще…
Собрав, наконец, всё с пола на место, он уселся за стол, мрачно обозревая залитый солнцем беспорядок на нём.
Нужно было что-то простое, чёткое, лишённое этой проклятой сентиментальщины — даже под страхом смерти Грэхард не согласился бы высказать что бы то ни было, хоть отдалённо попахивающее сентиментальностью.
«Нужно сперва решить, что именно я хочу передать, — постановил внутри себя он, — а уж потом придумаю — как».
От смены задачи мыслительный процесс не стал проще. Грэхард всё ещё не знал, что хочет сказать.
Ему было нужно как-то дать Дереку понять, что тот в безопасности, что он, Грэхард, никогда не стал бы причинять ему вреда. Что он понял и принял его решение. Что он уважает его, восхищает им, гордится… любит. Любит его, и благодарен ему за это предупреждение, и что для него бесконечно важно, что Дерек не забыл о нём и до сих пор беспокоится…
Как же Грэхарду сейчас не хватало самого Дерека! Вот, кто всегда умел подобрать правильные слова! Вот, кто не раз помогал Грэхарду с тем, чтобы коротко и ёмко сформулировать всё то, что кипело и рвалось наружу из его сердца!
Грэхард даже частенько называл Дерека властителем словес — за эту способность выразить всё просто и ярко…
Воспоминание о старом прозвище друга почему-то царапнуло подсознание.
Подперев подбородок рукой, Грэхард задумался. Мыслям его вторили птицы, хлопающий крыльями где-то за окнами.
Дерек всегда охотно придумывал себе десятки коротких прозвищ, подходящих к тому или иному делу; иногда их ему давал Грэхард, как было с властителем словес, но чаще это всё же было инициативой Дерека. Может, среди этих прозвищ найдётся что-то подходящее?
Грэхард начал перебирать в голове: генерал бумажного фронта, почётный шарфоносец, устроитель рутины, голос разума, хороший настрой, глас владыки, неудержимый голубь…
На «неудержимом голубе» Грэхард прищурился: правильное слово найдено.
Тут и уважение к свободному полёту, и восхищение, и благодарность за посланную записку — ведь неудержимым голубем Дерек себя величал, когда таскал почту владыки, — и гордость достижениями друга, и намёк на тёплое чувство…
Грэхард довольно прищурился.
Он нашёл, наконец, что хочет сказать — но как это сделать?
«Впрочем, — вполне удовлетворённый уже проделанной умственной работой, решил он, — пусть разведка сама разбирается!»
…на следующее утро глава сыска был осчастливлен приказом найти способ передать эти два слова находящемуся в столице Анджелии объекту таким образом, чтобы никак не засветить ньонскую разведку, чтобы не инициировать при этом никакого контакта с объектом и чтобы оставить такой способ связи совершенно односторонним.
Глава сыска не даром свой хлеб ел, и уже к вечеру принёс готовый план: написать послание на корме каравеллы, отправить её в анжельский порт, и, ежели объект не наткнётся на неё сам, тайно подкинуть ему записку, чтобы уж наверняка заглянул на причал.
Совершенно не заметив, что этот заковыристый и сложный план обладает точно тем же недостатком, что и просто обычное подкинутое письмо — декларацией факта «я за тобой слежу» — Грэхард этот план одобрил, и даже сам проконтролировал, чтобы надпись нанесли непременно золотыми буквами и непременно разборчиво и чётко.
Каравеллу он даже провожал в путь лично — чтобы убедиться, что надпись хорошо видна издалека.
Сверкающие яркими бликами на солнце буквы его вполне удовлетворили.
648 год
— Мой повелитель, — по явно звучавшим в голосе главы сыска покаянным ноткам Грэхард сразу догадался, что у них проблемы.
— Кажется, наш кармидерский агент раскрыт, — подтвердила его догадку следующая фраза.
— Кажется? — холодно переспросил Грэхард, недовольный выбором слов. От старого соратника он ожидал большей чёткости!
Тот, пожав плечами, передал владыке письмо от агента.
«Я, право, не уверен, что понял господина Анодара правильно, — значилось в нём, и Грэхард опять поморщился на досадную неточность донесения. — Но не знаю, как ещё толковать сказанное им: «Это вы сами знаете, куда и кому переслать».
Гнев на то, что неточности всё множатся и множатся, начал вскипать в Грэхарде и весьма ярко отобразился во взгляде, которым он одарил главу сыска: мол, где нормальный доклад? Что за загадки ты мне тут подкидываешь?
Нервно сглотнув, глава сыска с жестом «сейчас всё объясню!» подошёл к дверям, выглянул наружу, вернулся с небольшим аккуратным тюком, положил его на стол владыки и развернул.
— Мы подумали, что это, видимо, вам, мой грозный повелитель, — пояснил и так очевидное глава сыска.
Грэхард с некоторым недоумением уставился на предложенное.
В лучах солнца на его столе лежали тёплые вязанные вещи — несколько шарфов, носки, подшлемник…
Нахмурившись, Грэхард подошёл и развернул один из шарфов — своего любимого густо-серого цвета.
Пальцы дрогнули от приятных ощущений: мягкая и послушная шерсть джотандских горных коз великолепно согревала, но никогда не колола кожу.
— «Видимо», «кажется», — проворчал Грэхард, но в голосе его совсем не слышалось злости — скорее оттуда сияющими золотыми лучами пробивалось сдерживаемое веселье. — Со всей определённостью — мне, и, разумеется, раскрыли, — повернувшись к главе сыска, насмешливо заключил он, чувствуя, как веселье всё больше и больше овладевает его сердцем.
Совершенно знакомое веселье — такое свежим порывом ветра захватывало его всякий раз, когда Дерек начинал что-то чудить.
Он, правда, раньше никогда не шутил над разведкой — но всё ведь когда-то бывает впервые?
— Ваши приказания? — лаконично поклонился глава сыска, не вступая в пререкания.
Грэхард хмыкнул:
— Пусть и дальше работает в Кармидере, но особо не отсвечивает и не навязывает своего общества господину Анодару.
Едва дождавшись, когда глава сыска с поклоном удалится, Грэхард поскорее напялил на себя так приглянувшийся шарф — и даже прижмурился от удовольствия. Мягкий и такой тёплый!
— Нет, это определённо выглядит, как согласие на контакт! — уверенно заключил он, оглядывая шарф в зеркало и уже начиная прикидывать, что бы можно было послать в ответ.
В конце концов, официально раскрытый шпион — это уже совсем даже не тайная слежка, а полноценный канал связи, ведь так?
