Но теперь — Грэхард понимал это отчётливо — у них случилась именно ссора.
Причём в ссоре этой был виноват именно он сам.
Можно, конечно, было обиженно бурчать, что Дерек слишком бурно защищал солнечную — но это были мелкие придирки. Теперь Грэхарду даже казалось, что и не было там ничего такого особенного, из-за чего стоило так звереть. Ему, определённо, примерещилось от ревности: Дерек, конечно же, любил солнечную, как жену своего господина, и поэтому, естественно, бросился на её защиту. А он увидел невесть что…
Нет, в ссоре он был виноват целиком и полностью сам. Навоображал себе дури, возревновал, перестал контролировать свой гнев — и вот результат.
Всё-таки нужно будет извиниться.
Это действительно полностью его вина, и Дерек вправе чувствовать себя обиженным.
Ещё раз тяжко вздохнув, Грэхард перевернулся со спины на бок и прикрыл глаза, пытаясь уснуть.
Но нет, сон по-прежнему не шёл.
Напротив, беспокойство его всё росло, и он опять заворочался; но найти удобное положение оказалось настолько невозможно, что он, наконец, сел в постели, мрачно глядя в ночную зыбкую тьму.
Дерек, конечно, простит его. Он прекрасно знает, что всё, что касается Эсны, заставляет его звереть. Завтра же с утра он попросит прощения, обязательно; Дерек, конечно, простит, и всё станет по-прежнему.
Грэхард пытался дышать размеренно и глубоко, успокаивая себя этими мыслями, но чёрная тревога всё сильнее разгуливалась в его сердце.
«А если не простит? — коварным тонким голоском твердила она. — А если он подумает, что ты считаешь это нормальным, бить его?»
Сбившись с ровного дыхания, Грэхард вздохнул тяжело.
Ему стало думаться, что, возможно, Дерек ждал от него первого шага, и думал, что Грэхард сам придёт к нему вечером, чтобы извиниться. А он, не придя, этим подтвердил, что не чувствует за собой вины.
«Глупости!» — попытался отмахнуться от этой тревоги Грэхард, однако она не только не развеялась, а ещё укрепилась, и теперь и сидеть ему стало неуютно и неудобно.
Он встал и принялся расхаживать по своим покоям.
«Обязательно, — постановил он сам в себе, — с утра первым делом извинюсь».
Он был очень доволен этим решением. Казалось, что проблемы больше нет.
Однако, с тоской поглядев на разобранную кровать, он понял, что так и не сможет лечь.
Едкий дымок тревоги всё ещё сочился по его венам, заставляя пальцы нервически дрожать, а сердце — сбиваться с ритма.
Ему требовалось сейчас же получить подтверждение, что Дерек его непременно простит.
Он знал, конечно, что простит; но ждать до утра!
Это было слишком мучительно!
Проиграв, наконец, в этой борьбе с самим собой, Грэхард вышел из своих покоев. Сделав страже знак оставаться на местах, в одиночку дошёл до комнаты Дерека.
За дверью было темно и тихо.
«Он, должно быть, уже спит», — растеряно осознал Грэхард.
Стояла глубокая тёмная ночь. В коридоре было сумрачно и холодно; свет далёкого факела едва доносился туда.
Грэхард пристально посмотрел на щель под дверью: нет, ни лучика не пробивается. Спит.
Съедающая его нервы тревога требовала действовать: постучать, разбудить… но Грэхард всё же отдавал себе отчёт в том, что это было бы и вовсе запредельным свинством: разбудить теперь Дерека для того, чтобы извиниться.
Он должен был набраться мужества сделать это с вечера, а не избегать его. Теперь уж, раз дотянул, придётся подождать утра.
В сомнениях Грэхард простоял так минут пять, прислушиваясь: вдруг удастся разобрать, что Дерек всё же не спит.
Но за дверью было совершенно тихо. Единственный звук, который сюда доносился, — едва различимый шуршащий треск факела.
Грэхарду даже стало обидно, что Дерек, видите ли, преспокойно спит, когда он тут, понимаешь ли, так мучается.
Захотелось разбудить его чисто из вредности: пусть, мол, мучается тоже.
…Грэхард, впрочем, весьма красочно представил себе эту картину.
— Мой повелитель, ты совсем с ума сбрендил?! — в деталях вообразил он себе возмущённое и негодующее лицо Дерека. — Твои извинения серьёзно не могли подождать до утра?!
Он даже слегка фыркнул, вообразив себе эти интонации.
В самом деле, извинения спокойно подождут утра. В конце концов, это формальность; Дерек и сам прекрасно знает, что он чувствует себя виноватым. Не может не знать.
Вздохнув ещё раз напоследок, Грэхард понял, что ноги его совсем закоченели — каменные полы морозили не хуже льда, — и, если он будет продолжать в том же духе, завтра Дерек ещё и насядет на него с возмущениями по поводу на ровном месте полученной простуды.
Потерев заледеневшую ступню одной ноги о голень другой, он ещё раз с тоской глянул на дверь и ушёл к себе.
***
Сном Грэхард забылся только за час до рассвета, так что немудрено, что с утра настроение у него было самое наиотвратительнейшее.
Он ничуть не отдохнул; голова была тяжёлой, мысли в ней ворочались вязко и трудно, мелькая криками чёрных воронов в сумеречной зыби ощущений.
Он расхаживал по покоям в ожидании Дерека, пытаясь внутри составить приемлемые слова извинений, но из-за ужасного настроения у него всё выходило не то; к тому же, Дерек всё не появлялся и не появлялся, и от этого раздражение, подпитываемое тревогой, всё усугублялось и усугублялось.
Наконец, не выдержав этого муторного ожидания, Грэхард пошёл к Дереку сам: лучше уж встретиться, наконец, лицом к лицу, чем снова и снова прокручивать в голове дурацкие сценарии.
Подойдя к знакомой двери, он уверенно постучал.
Ответа не последовало.
— Дерек? — чуть повысив голос, спросил он. — Я могу войти?
Ответа вновь не было, и раздражённый Грэхард дёрнул ручку и вошёл.
Комната была пуста; кровать убрана — должно быть, Дерек уже ушёл.
На дне души царапнулось неприятное чувство. Грэхард понял, что Дереку настолько не хотелось теперь его видеть, что он нашёл себе какое-то дело, лишь бы не являться к владыке.
Мучительное сомнение кольнуло в сердце — а если не простит?
Нет, простит, конечно, простит. Но, видимо, сильно задет и обижен — немудрено.
Со скрипом и внутренним сопротивлением Грэхард признал, что у Дерека есть все права серьёзно обижаться и избегать его. Он в самом деле перешёл все границы и заслуживает этой обиды.
Вздохнув, Грэхард ещё раз окинул взглядом комнату. Зацепился за заваленный бумагами стол и поморщился: там были и важные проекты, а Дерек не запер комнату, когда уходил. Не то чтобы в Верхнем дворце могли оказаться посторонние, но ведь и стражу и слуг тоже можно подкупить!
Поставив внутреннюю заметку в памяти сделать Дереку замечание, Грэхард сам достал шершавый железный ключ — тот висел на виду, — и запер дверь, отправляясь на совет в одиночку.
По пути его царапнула мысль, что, когда Дерек вернётся, он теперь не сможет попасть к себе.
На секунду владыка даже сбился с шага, решив было отправить туда дежурить стражника с ключом, но потом ему в голову пришла мысль, что так даже лучше. Где бы ни носило Дерека — ему теперь придётся пересечься с ним, чтобы получить обратно свой ключ. Тогда и поговорят.
С этим решением Грэхард пришёл на совет, и чувствовал себя даже вполне благодушно.
Однако ни после совета, ни за обедом Дерек не объявился — это, впрочем, не было редкостью, он мог пообедать и на кухне, если бывал занят каким-то делом. Так что, беззвучно вздыхая, Грэхард ждал вечера.
Но и тогда Дерек не пришёл — и это было уже странно. Именно на нём лежала обязанность приносить владыке многочисленные документы, требующие его внимания; без документов вставала вся работа.