Уютными вечерами, сидя возле огромной белой печи, я зачаровано смотрела как мама, бабушка и Давид играют в “дурока”, закидывая замусоленные карты кучкой друг на друга. Естественно, со мной в карты никто не играл, хотя я знала, как это делается. Меня научила этому Илона еще в десять лет, но об этом никто не подозревал. Поэтому, я непринужденно сидела за спиной бабушки и кивала Давиду в случае бабушкиных промахов. Да, я была нечестным ребенком, зато было довольно весело следить за тем, как бабуля постоянно проигрывает.
Зато мама была постоянно всем недовольна. Словно все что нравилось ей раньше вдруг неожиданно перевернулось с ног на голову. Теперь она не любила долгие прогулки и горячий чай, не любила разгадывать кроссворды и разбирать старые телефоны, и еще она вдруг перестала любить меня. Если до этого момента у меня были хоть какие-то иллюзии относительно ее отношения ко мне, то сейчас все стало очевидно. Больше она не могла прикрываться работой. Осталась только она, я и ее непонятное желание перестать быть моей матерью.
Возможно дело было в том, что Игорь ушел от нее. Мы не произносили это вслух, но все всё понимали. Не стоило кричать о розовом слоне посреди комнаты, все и так его видели.
Тем не мнее, мое терпение медленно подходило к концу. В тайне я начала разрабатывать план побега. В любимом старом вагончике мы просиживали с Илоной все свободное время за созданием очередного гениального, как нам тогда казалось, плана. Каждый раз помучавшись с добрую половину месяца, нам удавалось продумать неделю, а то и две недели жизни без средств, но на большее у нас не хватало выдумки.
Многие бы сказали — “Какие проблемы! Идите, подрабатывать”. Но в нашей глуши невозможно было устроиться на работу. У людей не было денег даже на оплату собственных счетов, весь небольшой райончик кормился за счет огородов и домашних животных. Отложить хоть какие-то деньги было просто невозможно, особенно двум юным девам. В добавок мама была безработной, а пенсия бабушки едва покрывала расходы на лекарства и еду, а ведь еще нужно было приобретать сено для коровы и дрова на зиму. В общем, пока нашим планам не суждено было сбыться.
Но это не мешало находить мне каждый день по пятнадцать минут свободного времени для того, чтобы залезть на старый любимый дуб и с упоением разглядывать серую ленту дороги, по которой я однажды собиралась удрать отсюда.
Хмурыми осенними вечерами я разбирала старый ящик, покоящийся на чердаке. Это был не простой чердак. Это было мое святилище, место, где я, притащив шкуры и пледы, свила отличное логово. Илона развесила вырезки из глянцевых журналов так, чтобы мы, лежа на волосистых шубах, любовались разноцветными головами моделей с популярными стрижками.
Я как раз доставала одну пыльную вещь за другой, стараясь вспомнить их основное предназначение, когда внизу, у входа в сарай послышалось шуршание. Отложив старые мамины туфли на высоком каблуке в сторону, осторожно выглянула в люк в полу. Ничего, или же никого, не было. Пожав плечами, вернулась к занятию. Следующей вещью в коробке была шляпка. Да не просто шляпа, а мамина, свадебная. Шляпка имела овальную форму с приподнятыми по краям дугами. Она словно была соткана из тысячи тонких нитей, создающих элемент невесомости и некой легкости.
Не удержавшись, я примерила ее. Шляпка не налезла на мою голову из-за толстого конского хвоста, в который были постоянно стянуты мои волосы. Закинув руку за голову, одним движением я сдернула резинку и волосы волной рассыпались по моим плечам. Снова примерив головной убор, я с радостью заметила, что в этот раз шляпа села как нужно.
Мое настроение улучшилось, даже несмотря на усилившийся за окном ветер. Вообще-то мне стало так весело и беспечно, что я сбросила меховые ботинки и натянула туфли, минутой ранее брошенные в сторону, на выброс. С трудом приподнявшись я выпрямилась во весь рост. Высота чердака позволяла мне сделать это, однако голову все еще приходилось чуть пригибать, особенно в туфлях. Я сделала пару танцевальных па, когда заметила чью-то тень в проеме люка.
Я остановилась и испуганно замерла. В силуэте тени легко угадывался силуэт мужчины. Мгновенно ожили все старые страхи, и я срывающимся от ужаса голосом пробормотала:
— Кто это? — однако в глубине души уже понимала, кто именно сидит там, в тени чердака. — Я не боюсь тебя!
Кажется, мой возглас рассмешил человека. Он неуверенно встал и шагнул в сторону. Его следующий шаг позволил бы мне увидеть лицо, но мужчина остановился. Из-за постоянно мерцающего света было невозможно определить его рост и телосложение. Но в голове пульсировало только одно: это он, это мой отчим. Он вернулся.