Деревья вокруг оазиса были приземистыми, с широкими фиолетовыми листьями, на которых росли желтые мохнатые плоды, которые, если их разрезать, иногда содержали съедобную мякоть, а иногда — ржавые кинжалы, пауков или глаза. Однажды я услышала историю от полазийского торговца, который купил ящик с фруктами, открыл один из них и обнаружил внутри рот землянина с губами, зубами и языком. Рот спросил, который час, а затем умер, предполагая, что когда-то он был живым. Похоже, внутри этих причудливых плодов можно было найти почти все, что угодно.
Сам оазис образовался вокруг неглубокого озера, вода в котором была красной, как кровь. Я знаю из достоверных источников, что это всего лишь вода, и пить ее совершенно безопасно. С другой стороны, люди, которые живут в оазисе, довольно сумасшедшие, поэтому я бы не рекомендовала пить воду из этих источников в течение длительного периода времени. Тем не менее, был довольно эксклюзивный рынок сбыта воды из оазиса. Аристократы по всему миру, у которых денег больше, чем здравого смысла, платили непомерные суммы за перевозку бочонка с красной водой, как будто это что-то особенное. Дураки, у которых слишком много денег, всегда найдут, на что их потратить. Я давно заметила, что некоторые люди скорее сожгут свои деньги, чем отдадут их тому, у кого их нет.
По всему оазису были расставлены дюжины палаток. Основания некоторых погрузились глубоко в песок, они располагались под защитой деревьев, в то время как другие предпочитали суглинистую почву. Казалось, что здесь не было никакой организации. Жители просто разбивали свои палатки, где им заблагорассудится, не заботясь о том, насколько близко они находятся к другим. В некоторых местах между домиками из ткани было не меньше десяти шагов, а в других приходилось пробираться между веревками, которые их держали. Это напомнило мне о Райсоме, и я почувствовала укол грусти по маленькой сонной деревушке, которую оставила позади.
Единственная истинная организованность, которую я увидела в окружавшем оазис сборище, нашлась в тех местах, где содержали лошадей и тех, где содержали змей. На южной стороне, в тени деревьев, бродила дюжина лошадей, вырывая пучки фиолетовой травы и раздувая ноздри. Однако на северной стороне, на песке, лежали шесть огромных змей. Я говорю змей, потому что не знаю, как еще их назвать. Пахты, которые ездили на них верхом, называли их кшктерами, но, если и есть какой-то перевод этого слова, я его никогда не слышала. Ночью они сворачивались кольцами, как рептилии, и лежали очень тихо. В темноте они казались почти камнями, пока мы не подошли слишком близко, и одна из них не начала шипеть на нас. Каждая была выше меня и длиной в пять аббанов в ряд. Все их длинное тело было покрыто чешуей, но головы были короткими и волосатыми, с клювом, а не мордой. По-видимому, на каждом из них могло ездить до десяти пахтов, и они могли перевозить товары, которых хватило бы на целый караван. Они также передвигались по песку быстро, как птицы трей — по крайней мере, днем, — и им требовалось очень мало воды, чтобы выжить. Короче, идеальные вьючные животные для пустыни. Хотя я не уверена, что хочу знать, как пахтам, похожим на кошек, удалось приручить таких зверей.
К тому времени, как мы добрались до окраин поселения, мы все устали, у нас были стерты ноги, и нас так мучила жажда, что хотелось напиться воды, какого бы цвета она ни была. Я уже не могла сказать, было ли мне слишком жарко или слишком холодно, и каждый тяжелый шаг посылал волны мучительной боли, которые пробегали по моим мозолям и доходили до самого черепа, который пульсировал, как барабанный бой. Боль сделала меня раздражительной.
Первым нас приветствовал опухший старый землянин, выглядевший так, словно он искупался в песке, а не в воде. Он сидел возле маленькой палатки, мало чем отличавшейся от одеяла, накинутого на несколько палок. Он держал металлическую сковородку в толстой перчатке и размахивал ею над лагерным костром. Что бы ни было на сковородке, оно шипело, как зверь в клетке, обещая мучительное возмездие.
— Нужно быть особым дураком, чтобы пересечь пустыню пешком, — сказал он с ухмылкой, гордо демонстрируя свои два оставшихся зуба.
Я уставилась на него, надеясь напугать бурей в своих глазах, но он встретил мой взгляд и захихикал. Некоторые люди хихикают так, что сразу становится ясно, насколько они оторваны от реальности. Они могут поддерживать беседу, как и все остальные, но в их смехе всегда сквозит безумие, как будто в момент веселья они сбрасывают маску, которой прикрываются. Этот человек был чокнутым, и мы не ожидали от него ничего, кроме сумасшествия.