На том настоял опять же Ланде. При виде этого вечно хмурого недомерка танцмейстер восторженно закатывал глаза и лопотал на своём лягушачьем наречии: «Ах, ах! Какая пластика! Какое чувство танца!»
Чего там чувствовать-то? Знай ноги переставляй да улыбайся даме!
Помимо воли Карл ревниво следил за сотоварищем, легко и, словно бы, с некоторой ленивой утомлённостью, двигавшимся в строю танцующих пар. Партнёрша у того была страшна, как участь нераскаянного грешника — узкое личико, глаза посажены так глубоко, что даже цвета не разобрать, и вся рябая от оспы.
Видимо, почувствовав на себе взгляд, Ладыженский уставился на Карла.
Как же он высокомерен, этот сноб! От взгляда на это неподвижное, как у изваяния, лицо с немигающими заледенелыми глазами у Карла начинала ныть вся челюсть, хоть к зуболому беги.
И было бы с чего нос драть… Не князь, не граф, так, дворянчик захудалый. Всех козырей, лишь отец — полтавский инвалид, что с государем в одной палатке ночевал. Говорят, жизнь ему как-то спас, да, верно, врут — уж за такую-то услугу Пётр, небось, расщедрился бы на что-нибудь поавантажнее, чем негодящий домишка на Луговой улице.
Глаза Карла с мрачной неприязнью следили за однокурсником. Ну что в этом выскочке такого, чего нет в нём самом? Что позволяет держаться так непринуждённо и уверенно в любой ситуации? Ведь скучный до зубовного скрежета. В карты не играет, в кутежах не участвует, на шутку и то не улыбнётся никогда, только смотрит холодно, будто аршин прикладывает. Друзей за семь лет не нажил… Хотя в академии его уважают, этого не отнять.
— Юнкер Шульц, довольно считать мух! — Резкий голос фон Радена вывел Карла из раздумий.
Он оглянулся вокруг, приметил не охваченную вниманием кавалеров толстуху в розовом платье и двинулся в её сторону.
____________________________________
[4] Форту́на (лат. Fortuna) — древнеримская богиня удачи и непредсказуемости судьбы
***
Ещё месяц назад ничего скучнее и неприятнее бальной повинности для Алексея не было. И время, проведённое на куртагах и балах, он почитал бесславно погибшим.
Самое обидное, что, в отличие от караулов и прочих хозяйственных и служебных мероприятий, посещение балов не было обязательным для всех. Для этой цели отбирали стройных, высоких, миловидных и «отменно в танцах упражняющихся». Ладыженский подходил по трём пунктам из четырёх, о чём не переставал горько сожалеть два последних года.
Балы кадеты посещали не ради развлечения. Повинность была не лучше караула — юношам вменялось… танцевать с дамами, которые не пользовались популярностью у кавалеров. И сопровождающий офицер, надзиравший за этим отрядом галантности, строго смотрел, чтобы никто из молодых людей от дела сего не уклонялся и дам востребованных на танец не приглашал.
Вот и сейчас пары выстроились для менуэта, и Алексей уж было порадовался, что, похоже, все дамы при кавалерах, как заметил княжну Путятину, скромно жавшуюся в уголке. И вздохнул тяжко. Отлынить не удастся — вон, фон Раден уже смотрит сурово.
Алексей пересёк зал и поклонился княжне. Та покраснела. Она всегда краснела так мучительно, что изборождённое оспой лицо становилось бурым. Бедняжка была на редкость некрасива: длинный нос, узкое личико, близко посаженные глаза и большой тонкогубый рот. И оспа… Оспа, способная превратить в чудовище даже красавицу.
Алексей жалел её — не повезло бедняжке. Впрочем, танцевать с княжной ему даже нравилось: с ней не нужно было вести беседу — от волнения девица сильно заикалась и оттого расстраивалась до слёз. Но иногда во время танца, о чём-то задумавшись, она начинала двигаться свободно и грациозно, и танцевать с ней становилось даже приятно.
В соседней паре какой-то разодетый, как павлин, кавалер вёл незнакомую барышню. Видно, недавно выезжать начала — Алексей знал в лицо уже всех завсегдатаев. Недаром посещал эту каторгу по пяти раз в месяц.
Он взглянул снова: какая осанка, прямо королева! И движения мягкие, плавные… За эти два года он научился отличать врождённую грацию от механичной заученности.
Хорошо бы, у неё на следующий танец кавалера не оказалось. Алексей вновь взглянул на незнакомку. Глаза их встретились, и он чуть улыбнулся ей.
Проводив княжну Путятину назад в её уголок, Алексей вернулся на отведённое кадетам место возле музыкантов. Нашёл взглядом барышню с королевской осанкой — разумеется, она была приглашена. Он усмехнулся своему разочарованию — похоже, эта выставка любочестия начинает ему нравиться. Кто бы мог подумать!