Губы Карла кривились ядовитой змеиной усмешкой.
— Я наслышан, сударь, что виршеплетение — не самый сильный из ваших талантов. Но удручаться не стоит, вы определённо делаете успехи. После преизящной рифмы «пардон — афедрон[6]» ваша нынешняя кармина[7] сродни Гомеровой Илиаде.
Кадеты захохотали, Шульц позеленел.
История о том, как дремавший на занятиях изящной словесностью Шульц срифмовал спросонья с «пардоном» это не самое куртуазное слово, давно уже стала кадетским анекдотом.
Получив нагоняй от Радена, Алексей добросовестно отправился развлекать дурнушек, и вечер потёк своим чередом.
Разъезжались за полночь. Отчего-то после балов Алексей всегда чувствовал себя лошадью, что два часа упражнялась под упитанным всадником в полной экипировке — ноги заплетаются, бока в пене и нет сил заржать. И ни единой мысли в голове. Никакая муштра на плацу не давала такого эффекта.
На крыльце задержались, ожидая, пока граф Ростопчин с многочисленным семейством погрузится в экипаж. Сырой ветер бросил в лицо мелкий колючий снег.
Кто-то тронул Алексея за плечо. Обернувшись, он увидел лакея в богатой ливрее.
— Велено передать, — шепнул тот, и в ладони очутился клочок бумаги.
Прежде чем Алексей успел задать хоть один вопрос, слуга бесследно растворился в толпе.
С трудом сдерживая любопытство, Алексей сунул записку за обшлаг рукава. Привычная дорога до Васильевского острова показалась бесконечной, и, едва очутившись в своей комнате, где уже давно спали молодым, здоровым сном однокашники, Алексей дрожащими пальцами зажёг свечу и поднёс к ней записку.
«Завтра. В полночь. Дом на Нижней набережной, против лавки купца Смита. Записку возьмите с собой», — прочёл он в неровном, трепещущем свете, и сердце в который уже раз совершило кульбит и приземлилось не на месте.
______________________________
[5] Персонаж Ветхого завета – ассирийский полководец, командующий вторгшейся в Иудею армии. Был обманут, убит и обезглавлен иудейской красавицей Юдифью.
[6] Задний проход (ст. славянский).
[7] Небольшое стихотворное произведение.
***
Игнатий Чихачов смотрел на него, вытаращив глаза и, похоже, напрочь утратив божественный словесный дар. Поскольку ответа так и не последовало, Алексей нетерпеливо повторил:
— Мне нужно уйти после ужина. Ты же знаешь, как это сделать, чтоб не заловили. Поможешь?
— Ну ты даёшь… — выдохнул, наконец, Игнатий и покрутил коротко стриженной белобрысой головой. — Я бы раньше поверил, что Фриц Тизенгаузен сжёг карты и засел за учебники, нежели что ты́ отправишься в самоволку!
Алексей хмуро смотрел на камрада[8].
Игнатий вздохнул.
— Хорошо. Пойдём, как сыграют отбой.
Вниз спустились по верёвке из окна второго этажа. После тапты — сигнала отбоя — выйти во двор можно было только с разрешения дежурного офицера и через главное крыльцо, что Алексею вовсе не улыбалось. Стараясь не пересекать открытое пространство и держаться поближе к стенам, они очутились на задворках. Зло и заливисто забрехал цепной кобель.
— Тише, Жук, не шуми! — Игнатий посвистал.
Лай прекратился, и под ноги им, звеня цепью, выкатился лохматый чёрный ком.
Игнатий вытащил из кармана заветренную серую горбушку и, сунув псу половину, повернулся к Алексею.
— Запомни, Ладыженский, это главный пособник любого самовольщика. С ним надобно дружить. — Он протянул Алексею второй кусок. — На, угости его.
Алексей скормил Жуку подношение, и мохнатый мздолюбец запрыгал вокруг, крутя хвостом и норовя поставить на грудь передние лапы.
К Неве пробирались задворками. Возле устоев наплавного Исаакиевского моста, несмотря на поздний час, ещё стояла пара извозчиков, поджидая седоков.
Игнатий обернулся.
— Удачи тебе в твоих авантюрствах. — В глазах его прыгали искорки. — Постарайся воротиться до побудки. На самый крайний случай — к семи часам. Если молитву пропустишь, ещё, может, и не заметят, но коли не явишься к началу занятий — точно засекут. Первым часом латынь. Иогашка Цетлер всегда списки фискальные составляет. Дотошный, немчура…
— Спасибо тебе. — Алексей неловко пожал ему руку и вскочил в розвальни.