— Я подумал, что в конце концов Маркс был прав. Люди делятся не на расы, не в соответствии с религиями, но на классы.
— Ой-ёй-ёй, Скотт, я звоню, чтобы поблагодарить тебя за помощь. Я думаю, Джейк Рейшман как раз подходящий парень. Мы смогли с ним разговаривать, мы по-настоящему хорошо поняли друг друга. Эй, могу ли я угостить тебя ленчем на следующей неделе, в знак моей признательности?
— Спасибо, Дон, но я собираюсь ехать в отпуск. Давай перенесем ленч на другое время?
— Конечно! Куда ты едешь? В Европу?
— На Карибское море.
— Я завидую! Ладно, желаю хорошо отдохнуть под всеми этими пальмами-шмальмами. О, знаешь, Скотт, передай мой привет этому сукину сыну Ван Зейлу и скажи ему, что я когда-нибудь... его уничтожу, — сказал Доналд Шайн и засмеялся не очень доброжелательно, вешая трубку.
Разговоры.
То, что Скотт говорил, то, что он слышал, то, что он видел... Но Скотт существует только в голове других людей, потому что Скотт — это тень, созданная силой воли, принадлежащей мне воли, человека, который стоит за тенью, а человек, как писал много лет назад средневековый философ Уильям Оккам, это единственная реальность.
Скотт сказал всем, что он собирается в отпуск, но это была ложь. Скотт вовсе не уезжал из Нью-Йорка. Это я уехал из города, точно так же, как я всегда отдыхал в его квартире после того, как Скотт каждый вечер возвращался с работы.
В тот ноябрьский день 1963 года Скотт, как обычно, пришел домой, и, как только за ним закрылась дверь, он прекратил свое существование, и в спальню вошел я и посмотрел на себя в зеркало. Затем я снял с себя одежду Скотта, темный костюм, белую рубашку и одноцветный галстук, — признаки той жизни, которую я ненавидел, затем принял душ, чтобы смыть следы его жизни с моего тела, и вот я снова чист, я надеваю свою одежду — белые брюки, ремень с серебряной пряжкой и блестящую синюю рубашку, которую я не застегиваю. Однако на кухне готовлю себе питье Скотта, которое не приносит мне вреда — большой стакан темной кока-колы с каплей лимонного сока, чтобы слегка загасить сладость.
С этим питьем в руках я сажусь в шезлонг, поднимаю ноги кверху, на оттоманку, и медленно, с облегчением вздыхаю. Альпинист снова вернулся в базовый лагерь после очередного тяжелого восхождения на гору. Две недели отдыха и восстановления сил заманчиво маячили перед моим внутренним взором.
Я окидываю взглядом мою квартиру. Я жил напротив Парка Карла Шурца в верхней части Ист-Сайда, но я так долго задерживался в банке, что редко видел Ист-Ривер при дневном свете. Но в выходные дни я с удовольствием смотрел на солнечный свет, отражающийся в воде, пока я пил свой черный кофе на завтрак. Река была грязной, но при утреннем солнце она выглядела прекрасно, напоминая мне красивый вид на море, где я мечтал мирно жить, как только мой поиск будет завершен. Я не нашел этот совершенный морской берег, хотя я так ясно его представлял — прекрасный пустынный морской берег, омываемый темным и блестящим морем, белый чистый песок, на заднем плане виднеются горы...
Я никогда не принимал гостей в своей квартире, потому что каждая минута моего свободного времени мне была нужна, чтобы отдохнуть от напряжения, которое требуется для того, чтобы я был Скоттом, и поэтому я приобрел лишь самую необходимую для меня мебель. Раскладное кресло и оттоманка на ковре. На стенах полки с книгами, а в одном углу более широкие полки, на которых хранится проигрыватель и коллекция дисков. Телевизора нет. Поскольку большую часть времени я провожу с примитивами и недоумками, мне не хочется заново воспроизводить это окружение в часы моего отдыха. Вместо этого я много читаю, не только, как многие могут подумать, средневековую литературу, но некоторые известные романы, книги по истории, немного по психологии, этнографии и философии. В уик-энды я играю в сквош и совершаю дальние прогулки, но иногда, когда промежуток между отпусками становится нестерпимо длинным, я сажусь на самолет и лечу куда-нибудь — на Бермуды или в Канаду, или даже просто в какой-нибудь большой американский город — и провожу уик-энд в поисках какой-нибудь физической деятельности.
После войны, когда я отказался от алкоголя, я быстро понял, что мне нужно найти какую-нибудь отдушину, иначе жизнь становится невыносимой от стрессов, и хотя я считал все отдушины потенциально опасными для моей самодисциплины, я разработал систему правил, по которым риск был минимальный. Моей целью всегда было сразу прекратить занятие, которое грозило превратиться в одержимость, поэтому мои любовные связи длились недолго и происходили далеко от дома.