– Это не так, Блю. Он стрелял в собственного сына, потому что парень пытался убить тебя. Черт, сомневаюсь, что Чак Норрис смог бы защититься от паяльной лампы. Кстати, о паяльной лампе, – как твое лицо? – Он взял ее за плечи и осмотрел ожоги на щеках.
– Ты же слышал, медсестра сказала, что это не опасно, – отмахнулась от него Рикки,
– Это не значит, что тебе не больно.
Рикки повернулась к нему спиной, ей не хотелось обсуждать свои ожоги, и, хотя они болезненно пульсировали, это не имело значения. Она не могла выбросить из головы Скутера и Джуниора. Помощник шерифа выглядел крайне изумленным, когда отец бросился поднимать его и укачивать на руках.
– Отец, ты выстрелил в меня, – прошептал он.
– У меня не было выбора, ты не остановился, когда я окликнул тебя, сынок.
– Я не убивал их, ты должен верить этому… Я понимаю, ты теперь разочаровался во мне, узнав о машинах, но я никогда никого не убивал.
– Я верю тебе, – ответил шериф Уитком таким прерывающимся от страдания голосом, что Рикки была не в состоянии больше слушать.
Когда санитары погрузили раненого в машину «скорой помощи», Скутер направился вслед за ними, позадержался и сказал Боу:
– Позвони Уэйлину и Тому, попроси их приехать и провести расследование. Скажи, чтобы были повнимательнее. Если они найдут ботинки, которые убийца забирал у жертв, пусть сразу же позвонят мне в больницу.
– Да, сэр.
Скутер взглянул на Боу, потом на Рикки:
– Как, черт побери, я смогу объяснить его матери, почему стрелял в ее мальчика?!
Сейчас Рикки смотрела в небо, которое было таким же мрачным, как ее настроение.
– Они не нашли ни малейшей улики, связывающей его с убийствами. Он никого не убивал, Боу. Я разрушила их жизнь понапрасну.
– Не понапрасну, Блю. Он устроил мастерскую по резке металла. Ты слышала, что сказал Уэйлин о документах, найденных за ящиком с инструментами. За последние десять лет Джуниор пропустил через свою мастерскую тысячи автомобилей. Некоторые из них были угнаны из Калифорнии. Это не какая-то там копеечная операция.
– Боу, меня не заботит, даже если он ввозил их из Европы. Джуниор в тяжелом состоянии из-за того, что я бросилась делать предположения и выводы, основываясь на слухах. Пропади все пропадом!
– Перестань, Блю, поедем домой.
Рикки позволила отвести себя к его автомобилю, но прежде чем сесть, задержалась и посмотрела вокруг.
– Знаешь, что сказала мне бабушка на смертном одре? Она сказала, что мне нужно научиться прощать и забывать, что если я не сделаю этого, то разрушу свою жизнь. Я не послушалась, мне казалось, она не понимает, что убийца уже сделал это. Но я не думала о том, каково при этом будет другим.
– Садись, – сказал Боу, открывая ей дверцу автомобиля.
Он не мог смотреть на пустоту, отражавшуюся сейчас в ее глазах, но не находил нужных слов, от которых бы они вновь засияли голубизной.
Они ехали молча, в полной тишине. Боу на мгновение показалось, что Рикки заснула. Повернув на дорогу, которая, раздваиваясь, уходила влево к дому на холме а вправо вела вниз к коттеджу на озере, он направился было влево, но она остановила его.
– Сегодня ночью я не хочу оставаться одна.
У него перехватило дыхание, и он коснулся ее руки.
– Я не оставлю тебя одну, детка, но тебе не стоит идти в коттедж, это место не для тебя.
Она откинула голову и вздохнула. Ей хотелось возразить, сказать, что хочет быть с ним и не важно, где. Но она так устала.
– Тогда останься со мной на холме.
Он снова поехал по левой дороге.
Войдя в дом и включив свет, Боу прислонился к стене и ждал, чтобы она сказала, чего ей еще хочется. Его сердце говорило, чего хочется ему, но это была ее ночь. Сегодня Рикки слишком ранима, и он не рискнул бы обидеть ее, высказывая пожелания, с которыми она не была готова согласиться.
Она уронила сумочку на пол и, не останавливаясь, прошла в спальню. Боу не шевельнулся.
Через пять минут она снова вошла в комнату в коротком шелковом халатике с рассыпавшимися по плечам волосами, и в выражении ее глаз и губ был ответ на его вопросы. Он оттолкнулся от стены и без колебании приблизился к ней.
– Ты уверена? – Он положил руки ей на талию, внимательно вглядываясь в ее лицо.
Она не ответила, просто потянула и развязала пояс, позволяя халатику распахнуться и открыть восхитительную наготу.
– О, детка, – простонал Боу и, подняв ее на руки, понес в спальню. Он уложил ее в постель, торопливо сбросил с себя одежду и лег рядом. – Ты уверена, что это не просто потому, что ты напугана и страдаешь? – спросил он, молча проклиная себя за то, что дает eй возможность изменить свое намерение и прогнать его.