Боу просидел на своём наблюдательном посту больше двух часов, выпив еще две бутылки пива и три порции виски, и покинул его, только когда окончательно убедился, что Блю не возвращалась домой. «Вероятно, поехала на радиостанцию», – пробормотал он в раздумье. Хорошо, возможно, она даст ему немного поспать. Это был единственный недостаток почти двенадцатичасового питья – оно притупляло болезненные воспоминания довольно надолго, но погружало его в сон.
Он растянулся на кровати в углу комнаты, подложив руки под голову, и закрыл глаза в надежде, что через несколько минут к нему придет сон, но на этот раз безрезультатно. В это утро его мозг был необычайно ясен и впитывал каждый звук: жужжанье холодильника, клацанье большой стрелки на старых часах – они принадлежали его деду, которого он никогда не знал, но тем не менее был связан с ним. Часы были одной из немногих вещей, которые он взял с собой из отеля. Он слышал, как дети кричали и смеялись на пирсе у излучины озера, слышал, как вдалеке лаяла собака, слышал шелест шин на шоссе, ведущем к дому на холме, но не встал. Вместо этого он вызвал в памяти образ Блю, увидел ее такой, какой она была на кладбище. Ее лицо блестело от еще не высохших слез, нос слегка припух и покраснел, волосы – огненно-рыжая масса кудряшек, – как и накануне, были стянуты сзади в «лошадиный хвост», и она была невероятно соблазнительна в поношенной майке, потрепанных широких джинсах и теннисных туфлях – на носке одной из них была дырка. Он улыбнулся не открывая глаз, – она была еще прекрасней, чем когда-либо. Наверное, она не может быть иной: красоту ведь нельзя отнять.
Он никогда не обманывал себя и не думал, что ему удастся внутренне освободиться от нее, – все десять лет он любил ее. Но он думал, что преуспел в излечении, что встреча с ней не заденет его за живое, не заставит сердце дрогнуть, не поколеблет его отвагу. Он ошибался. Кое-что не исчезает и не становится лучше.
Он вздохнул, расстроенный, повернулся на бок, взбил подушку и заставил себя отвлечься от мыслей о ней, во всяком случае, попытался. Дело в том, что за городом звуки разносятся далеко, и ему было слышно, как хлопнула дверь в доме на холме.
Затем он услышал громкий рев запущенного двигателя. Тысяча чертей! Он вскочил с кровати, чтобы выглянуть в окно.
– Тысяча чертей! – повторил он вслух.
Рикки сразу же узнала ее, не было ни малейшего сомнения в том, что это она.
Черные волосы Петит были подстрижены «ежиком» – Рикки видела такие прически раньше в Бостоне и Нью-Йорке, но не ожидала увидеть здесь, в Центральной Америке. Конечно, даже в восемьдесят пятом Петит не принадлежала Центральной Америке, она всегда была другой. Еще…
– Как поживаешь? – спросила Петит широко улыбаясь; из-за ярко-красной помады улыбка казалась еще шире, а ее огромные темные глаза, наоборот, казались меньше из-за жирных черных контуров вокруг них. – Надеюсь, ты не возражаешь, что я зашла? У меня есть несколько запасных ключей, которые, я думаю, могли бы тебе пригодиться.
– Ключи?
– От дома.
Рикки была смущена.
– Я одна из владельцев, – ответила Петит на немой вопрос. – Ты не знала?
– О, прости, по-моему, никто не назвал мне имя владельца.
Петит улыбнулась и провела рукой по своей причудливой модной прическе.
– Хорошо, так можно мне войти?
– Ой, конечно, извини. – Риккй отошла в сторону, жестом приглашая ее войти. – Наверное, я показалась невежливой, но я так удивилась, увидев тебя. Я не ожидала… – Она протянула руку и обняла Петит.
– Э, успокойся, ты же не знала. Но я рада, что ты здесь.
– Спасибо. Приятно снова увидеть тебя. Ну, садись и расскажи мне о себе. – Рикки старалась не пялиться на трехдюймовую татуировку, которая начиналась у правого плеча девушки и тянулась до левого локтя.
Петит перехватила ее взгляд и усмехнулась. Эта кривая усмешка очень напомнила Рикки другого Боухэнона.
– Тебе нравится моя змея? Ее сделал мой старик. Есть еще три татуировки. Роза на груди. Бабочка на лодыжке. – Она повернула ногу, демонстрируя татуировку. – И «Мама с Папой» над сердцем, понимаешь? Она была моей первой, сделана сразу после их смерти.
– Мне горько было узнать о их смерти, – сказала Эрика, как уже говорила это несколькими часами раньше Боу.
– Да, в это не верилось. Я хочу сказать, мы знали, что мама умирает, доктора были откровенны и, как только определили, что у нее рак, сказали нам, что она долго не протянет. Но смерть папы… была пинком под зад, потому что явилась как гром с ясного неба, – и, встретив взгляд хозяйки, добавила: – У Боу было очень тяжелое время.