– Как твоя бабушка? – спросила Кэрри, отвлекая Рикки от грез.
– Она умерла.
– О, мне очень жаль.
Но Рикки не сожалела, что вспомнили о ее бабушке, это напомнило ей, как резко отличалась смерть Джулии Ганновер от смерти ее родителей, и она улыбнулась.
– Все нормально, Кэрри. Она была старой и уставшей и умерла во сне, она хотела так умереть.
– А как ты пришла к мысли купить радиостанцию здесь, в Сент-Джоуне? – резко спросил Джуниор Уитком. Он вытер рот салфеткой и добавил: – Я хочу сказать, что мы знаем, зачем ты здесь. Но почему ты не вернулась только для того, чтобы дать ход этой детективной истории, а потом удрать обратно на восток?
– Я люблю быть главной, а как владелец радиостанции я не должна ни перед кем отчитываться.
– Значит, теперь ты как сыр в масле катаешься, да?
– Да, я очень состоятельная, – откровенно призналась она. – Но ведь мы, конечно, все такие, верно? Скорее всего, именно поэтому мы стали друзьями, так? – Она помолчала, вглядываясь в каждого из своих гостей, быстро миновав Боу. – Знаете, за все годы моего отсутствия и во всех путешествиях, которые я проделала, я никогда не видела большего сепаратизма, чем здесь.
– Я возмущен этим, Рикки. Я пастор добрых богобоязненных людей из всех слоев общества, – сказал Брет.
– Но, дорогой, мы не все так чертовски добры и благочестивы, как ты, – заметила Салли Джейн.
Пэм хихикнула.
– Я этого не говорил, – возразил Брет, его лицо стало такого же красного цвета, как тафта на платье Пэм Грант. – Я просто хотел защититься от несправедливого обвинения.
– Н-да, – Джуниор откинулся на стуле так, что тот забалансировал на двух ножках. – Хотя мне это и во многом неприятно, но тут я вынужден согласиться с Рикки. Вероятно, я не так богат, как большинство из нас, но, с другой стороны, я не умер бы с голода, если бы завтра ушел из департамента шерифа. Мой дедушка оставил мне хорошенький трастовый капиталец, не говоря уже о земле, которая тоже досталась мне. Но на работе я каждый день вижу несправедливость. Даже с тобой, Рикки, обошлись лучше, чем со многими. Ты должна, признать это. Если бы Уэйлин принес чье-то платье все в крови, как было твое, этого человека поставили бы первым в списке подозреваемых.
Рикки едва подавила стон – прямо в лицо ей напомнили об этом унизительном случае, причинившем боль.
– О чем он говорит? – спросил Брет у жены.
– Ни о чем, – тихо ответила Кэрри и повторила громко, полная гнева: – Ни о чем, черт возьми! – Она послала Рикки взгляд, молящий о прощении, а затем свирепо глянула в сторону Джуниора.
Все остальные молчали, но Рикки почувствовала на себе взгляд Боу и впервые за все время пожалела, что вернулась в Сент-Джоун.
– Не возражаешь против наглого вопроса, Рикки? – отчеканил Джуниор.
Рикки одарила его улыбкой и ответила издевательским тоном:
– А разве ты умеешь спрашивать по-другому, Джуниор?
– Тебе родители оставили презренное богатство или ты сама сколотила состояние на этой фантастической работе в Бостоне?
– Это не просто наглость, Джуниор, – сказала Салли Джейн, – это настоящая невоспитанность.
– Я не имею ничего против, – сказала Рикки. – Я ведь следила за жизнью каждого из вас, так что, думаю, этот поворот – честная игра. – Потом она снова обратилась к Джуниору: – Мои родители оставили мне довольно много, но, кроме того, я еще получала хорошую зарплату, работая на радио в Бостоне, и я разумно вложила деньги.
– Как ты впервые попала на радио? – спросила Кэрри.
– Ах, это нелепая история.
– Но ты стала такой же большой знаменитостью, как Опра или Донахью, только, конечно, на радио, – сказала Салли Джейн.