— Заткнись, девчонка, — шипит Селафиэль.
Но я не затыкаюсь, потому что даже не слышу её. В данный момент её не существует. Никого не существует. Только он и я лежим в море голубовато-серых простыней, удивляясь тому, как наши тела подходят друг другу.
— Ты снился мне несколько ночей подряд. Может, это и не мои воспоминания, но мне так показалось. И в тех снах ты был таким нежным, преданным, как и всегда. Никто никогда не смотрел на меня так, как ты. Никто никогда не заставлял меня краснеть одной лишь улыбкой или лёгким, как пёрышко, прикосновением пальцев. Я не знала, что значит быть по-настоящему любимым до тебя. Ты заставил меня захотеть надеяться. Мечтать. Хотеть. И всё, чего я хочу — ты.
— Глупый ребёнок, — выплёвывает Уриэль. — Ты не знаешь, что говоришь. Ему на тебя плевать.
Я игнорирую ложь отца и продолжаю сражаться, придвигаясь ещё ближе. Придвигаясь ближе к демону, который неловко считал себя моим парнем, хотя был намного больше.
— И когда ты отвёз меня в Колорадо-Спрингс, и Тёмный Король сотворил это заклинание… Я никогда тебе не говорила, но помню. После того, как завеса пала, и я узнала, что нефилим, я помню ту ночь. Я умоляла тебя поцеловать меня, заняться со мной любовью. Но ты этого не сделал. Ты заставил меня чувствовать себя так… хорошо. Но ты отказался целовать меня и сказал, что хочешь, чтобы я запомнила наш первый поцелуй. Ты хотел, чтобы на следующий день я прикоснулась к губам и улыбнулась при этом воспоминании. Ты отказался лишить меня свободы воли.
Темноволосый архангел всё больше раздражается, нервничает и переживает.
— Прекрати это, Уриэль!
— Ты понятия не имеешь, что это значило для меня. Так много людей — смертных и бессмертных — использовали меня, манипулировали мной, ты отказался воспользоваться этим преимуществом. Тогда я и поняла… что влюбляюсь в тебя. Я просто испугалась, чтобы признаться в этом. — Нас разделяют фут. Я уже чувствую, как тепло его тела окутывает меня. Но мне не удаётся прикоснуться к нему. Я не могу его удержать. Шанс поцеловать его в губы и заявить о моей любви, пока он обнимает меня точёными руками, украден. И всякая надежда вернуть его — спасти от самого себя — потеряна.
— Хватит!
Уриэль, такой глупый и беспечный, встаёт между нами, подняв клинок над головой. Я даже не уверена, что вижу, но что-то тёмное и злобное затмевает звёзды в глазах Легиона всего за долю секунды до того, как он хватает Рафаэля и ставит перед собой, используя как щит. Искупитель разрезает грудь Рафаэля, и ангел кричит, звук такой громкий и пронзительный, что я падаю на колени и закрываю уши, отчаянно пытаясь оставаться в сознании, когда шум сотрясает голову, вызывая невыносимую боль. Остальные меня тоже пали, так же как и меньшие демоны. Лучи ослепительного, яркого света просачиваются из каждого отверстия Рафаэля, и я вынуждена прикрыть глаза, прежде чем они вылезут из орбит. Я кричу. По крайней мере, мне кажется, что я кричу. Я больше ничего не знаю. Я даже не могу быть уверена, что сама не умерла.
Когда свет под веками начинает тускнеть, я осмеливаюсь обернуться и посмотреть, что осталось от темноволосого архангела. Кучка пепла и завитки белого дыма.
И Искупитель у ног Легиона. Но звезды погасли. Ни единого огонька в тёмных, мёртвых глубинах его глаз. И когда он смотрит на меня, его взгляд чёрен, как ночь, я знаю, что мы потеряли его.
Это не Легион.
Он даже не души, ищущие зла.
Его много.
Глава 27
Легион Потерянных Душ поднимает клинок, взвешивая его в руке, и медленная змеиная улыбка скользит по их губам. Мне кажется, я кричу, умоляя их остановиться, но не слышу своего голоса. В ушах звенит, все звучит так, словно я под водой. Я снова тону. Точно так же, как в детстве от рук матери. Точно так же, как в той церкви от рук отца.
В следующее мгновение Легион взмахивает клинком, нанося глубокую рану на груди Уриэля, как раз над местом, где должно находиться его ангельское сердце. Ужас искажает лицо архангела, когда он смотрит на первые потоки ослепительного света, просачивающиеся из разорванной плоти. Но каким-то образом он хватает Селафиэль, и они исчезают, оставляя за собой струйку белого дыма.