Следующее утро начинается для меня с яиц... самых обычных куриных яиц, которые следует тщательно взбить и растереть с сахаром... Мало того, что «урок» Хелена решает начать в восемь часов утра – ей на свежую голову, видите ли, лучше всего удаются бисквиты! - так еще мне предстоит взбивать эти яица вручную. Без миксера!
Когда ты делаешь это вручную, Джессика, - наставляет она меня, повязав мне цветастый фартук с оборочками на груди, - то как будто бы вкладываешь в выпечку частичку своей души... Тесто делается воздушным и невесомым, словно кусочек перистого облака, таящего у тебя на языке!
Я бы и рада поверить в подобные метаморфозы, да только руки реально противятся подобным самоистязаниям.
Кусочек перистого облака? - безрадостно цежу я сквозь зубы, но та не замечает моего настроения – или делает вид, что не замечает, это, конечно, больше похоже на правду – и говорит почти грозно:
Не будь такой кислой, Джессика, иначе наш бисквит так и не поднимется!
Я быстро закрываю рот и утыкаюсь глазами в свою миску с пятью белками, которые осклизлой массой, от которой даже немного подташнивает, бултыхаются в ее пластмассовых недрах. Я так увлечена, что даже не сразу замечаю затянувшееся молчание, повисшее между нами с Хеленой, а потом она вдруг говорит:
Я, наверное, кажусь тебе слишком навязчивой, Джессика... Я это понимаю, ты не думай. Просто я должна тебе кое в чем признаться... Это касается Пауля.
При первых же ее словах вскидываю глаза на маленькую белокурую женщину перед собой: та ультрированно увлечена своей порцией белков и даже не смотрит на меня.
Пауля? - удивленно переспрашиваю я.
Да, на самом деле все это из-за него, - Хелена наконец отрывается от своего занятия, головой указывая на все наши ингредиенты к выпечке, и выглядит при этом смущенной... Я вдруг понимаю, что эти слова нелегко ей дались и потому стараюсь не спугнуть это ее настроение – мне любопытно, каким же это образом ее сын причастен к нашему кулинарному марафону. - Ты же видишь, мы с ним абсолютно разные: я вечно шумная и восторженная, а он тихий и слишком серьезный, как по мне, нам с ним тяжело находить общий язык...Наверное, потому мне так и не хватает Доминика, - добавляет она после небольшой задумчивой паузы, - он как бы уравновешивал нас между собой...
Меня одаривают еще одной смущенно-извиняющейся полуулыбкой, которая, как я понимаю позже, относится к ее последующим словам:
И тут этот мой серьезный ребенок, однажды назвавший меня легкомысленной, представляешь, приходит и восторженно рассказывает о своем новом знакомстве с чужой взрослой женщиной... с тобой, Джессика. Ну я, признаюсь, приревновала, - еще один быстрый извиняющийся взгляд в мою сторону. - Да, да, приревновала, говорю, как есть.
И так как я стою абсолютно оглушенная этим ее признанием и ждать от меня комментариев не приходится, Хелена продолжает:
Ну я и подумала тогда, что должна либо возненавидеть тебя, а это, учитывая наше незнание друг друга, было бы как-то глупо, либо познакомиться с тобой и подружиться... Согласись, второе как-то предпочтительнее, правда?
Знаете, если бы сейчас на моих глазах моя нынешняя собеседница вмиг превратилась в огромный бисквитный торт – я бы и тогда не была так удивлена, как была удивлена сейчас этими нежданными откровениями. Я думала, что просто попалась ей под руку, как единственный вариант первого знакомства на новом месте, но никак не предполагала, что у этого «айсберга» такая глубокая подоплека.
К тому же ты мне нравишься, - продолжает свою речь Хелена, - а уж наши с Паулем вкусы редко сходятся, можешь мне поверить... Ему вообще никогда прежде не нравились мои подруги. Не то чтобы я слишком этим заморачивалась, но сейчас, представляешь, Джесси, мне захотелось ему угодить. Сама не знаю почему... Нет, ты только не думай, что я тебя просто использую, это вовсе не так, - она искренне мне улыбается, так что этой улыбке просто нельзя не поверить. - Ты забавная, хотя и немного зажатая...
Чудесно, я просто всю жизнь так и мечтала услышать о себе подобную характеристику! Боюсь, мое лицо красноречивее любых несказанных слов, но Хелена слишком погружена в собственные мысли и этого, похоже, не замечает.
И ты хоть как-то отвлекаешь меня от мыслей об этом унылом, крохотном домишке с кухней, что размером меньше туалета в нашем прежнем доме, в котором я теперь вынуждена жить. У нас ведь была в Мюнхене совсем другая жизнь, Джессика, совсем другая... - Она снова замолкает на время, и я вдруг начинаю замечать глубокую тоску, которую Хелена, как я теперь хорошо понимаю, умело скрывает за своим восторженным амплуа белокурой красавицы-куклы. - Думаешь, легко начинать все с нуля? Бросить все, к чему ты так привык: к большому дому на Вассербург-Ландштрассе, к спа-салонам, к дорогим бутикам и маникюру под цвет вечернего платья...
Потом настроение Хелены резко меняется и она добавляет:
- Может, я и есть легкомысленная... Вот, например, мужа у меня нет. Если честно, я вообще никогда не была замужем... Три гражданских брака, три сына, три расставания. По-твоему, Джессика, этого достаточно, чтобы назвать меня легкомысленной?
Определенно да, и я впервые с начала этого Хелениного монолога вставляю свое осторожное «возможно». Хелена не обижается...
Третий мой муженек, Густав, - продолжает она с улыбкой, - оказался той еще сволочью: оставил меня почти без алиментов, мол, мы же официально не расписаны, словно Томми и не сын ему вовсе, а все почему? Да потому что нашел себе молодуху лет двадцати, и та напела ему гадостей про меня. Вот я и решила уехать... А что, у меня тоже есть гордость, знаешь ли! Почему решила уехать сюда, в Нюрнберг? - риторический вопрос к самой себе. - Просто ткнула пальцем в небо, так сказать, и вот мы здесь.
У вас здесь совсем никого нет? - наконец решаюсь уточнить я.
Нет, никого, - отрицательно машет она головой, - просто здесь красивый рождественский базар. Всегда хотела его увидеть!
Эти слова так соответствуют образу прежней Хелены, созданному в моей голове, что я невольно расслабляюсь и даже посмеиваюсь вместе с ней.
Скоро твоя мечта исполнится, - говорю я ей с убежденностью. - Осталось подождать каких-то полгода!
Значит сходим туда вместе?
Почему бы и нет,- улыбаюсь я, - я не посещала рождественские базары последние лет пять.
Хелена закатывает глаза.
Ты безнадежна! - провозглашает она, и мы с удвоенной силой беремся за наш пока еще несостоявшийся бисквит.
У меня на душе такое чувство, словно сегодня вместе с маленьким кулинарным шедевром Хелены нам удастся «испечь» нечто большее, нежели просто бисквитный рулет с начинкой из сухофруктов... Это странно и волнующе одновременно - не могу же я оставить такого одинокого человека на произвол судьбы!
3 глава.
«Ты живешь в своих поступках, а не в теле. Ты – это твои действия, и нет другого тебя».
*******************
Меня отрывает от книги телефонный звонок Хелены, ее голос кажется на актаву выше и восторженнее, чем обычно, если таковое вообще возможно. Я должна непременно явиться к ним домой, у нее для меня сюрприз, сообщает она мне в трубку.
Вот те на, наверное, очередной кулинарный шедевр ожидает моей дегустации, решаю я не без улыбки: такое частенько случается, - а потому послушно выхожу из дома и почти лениво бреду по разморенной жаром улице... Воздух колеблется и плывет, почти как в пустыне! Я практически ощущаю, как он скользит по моим обнаженным плечам.
Хелена ждет меня на пороге и заговорнически улыбается... без торта, кекса или любого другого лакомства в руках, которое бывало, она сувала мне в рот прямо с порога.
Проходи, проходи! Сейчас я тебя кое с кем познакомлю, - говорит она мне в радостном нетерпении, которое меня немного настораживает.