25
Этот канун первого мая я никогда в жизни не забуду. Канатная дорога была готова, мачта, тросы и шкивы сверкали на утреннем солнце. гигантские стволы сосен громоздились на вершине горы, и рабочие ожидали той минуты, когда надо будет цеплять их к тросу и спускать в сторону моря.
На верхушке исходного столба на горе трепетало большое греческое знамя, другое реяло на верхушке нижнего столба, на берегу. Перед нашим сараем Зорба поставил бочонок вина. Рядом один из рабочих жарил на вертеле довольно жирного барана. После благословения и торжественного открытия приглашенные выпьют здесь по стаканчику и пожелают нам процветания.
Зорба к тому же взял клетку с попугаем и поставил ее на высокую скалу около первой мачты.
— Вроде как вижу его хозяйку, — пробормотал он, нежно поглядев на птицу. Достав из кармана горсть арахиса, он высыпал его попугаю.
На Зорбе была праздничная одежда: расстегнутая на шее белая рубашка, зеленый пиджак, серые брюки и красивые туфли на мягкой подошве. Кроме того он нафабрил усы, которые уже стали терять краску.
Старый грек бежал Принимать, наподобие знатного господина, других знатных господ, почетные гости прибывали, Зорба объяснял им устройство канатной дороги, доказывал, какую выгоду принесет она округе, уверяя всех, что это Богородица поделилась с ним знаниями, чтобы возвести великолепное сооружение.
— Это великий труд, — говорил он. — Нужно найти верный наклон, а это целая наука! Месяцами напрягал я мозги, иначе ничего не поделаешь. Для больших работ недостаточно человеческого разума, надо положиться на помощь Всевышнего. И вот Пресвятая Дева увидела, как я упорно тружусь, и сжалилась надо мной: «Бедняга Зорба, — сказала она, — чудесный парень, он делает это для пользы деревни, надо ему немного помочь». И, о чудо!.. Зорба остановился и трижды перекрестился.
— О чудо! Однажды ночью во сне мне предстала женщина в черном — это была Пресвятая Дева. Она держала в руках маленькую воздушную дорогу, не больше, чем эта. «Зорба, — говорит она мне, — я принесла тебе макет. Следуй этому наклону и прими мое благословение!» Сказав это, она исчезла. Тут я вдруг проснулся, побежал туда, где проводил свои опыты, и что я вижу? Шнур сам по себе принял правильный наклон! От него пахло ладаном — вот доказательство, что его коснулась рука Пресвятой Девы! Кондоманолио открыл было рот, чтобы задать вопрос, но в эту минуту на каменистой тропе появились пять монахов верхом на мулах. Шестой, неся огромный деревянный крест на плечах, бежал перед ними и кричал. Что он кричал? Этого мы еще не могли понять. Было слышно пение, монахи вздымали руки, крестились, из-под копыт сыпались искры. Пеший монах подошел к нам, истекая потом. Он поднял крест как можно выше и завопил:
— Христиане, чудо! Христиане, чудо! Святые отцы несут Пресвятую Деву Марию. На колени и поклоняйтесь ей!
Селяне в волнении подбежали — именитые и простые рабочие — и, крестясь, окружили монаха. Я стоял несколько в стороне. Зорба бросил на меня хитрый взгляд.
— Подойди и ты, хозяин, — сказал он мне, — послушай о чуде Пресвятой Девы!
Торопливо, сдавленным голосом монах начал рассказ:
— На колени, христиане, слушайте о божественном чуде! Позавчера дьявол высвободился из души проклятого Захария и надоумил его облить святой монастырь керосином. В полночь вспыхнуло пламя. Мы поспешно встали. Монастырь, галерея и кельи были в огне. Мы зазвонили в колокола, призывая на помощь Пресвятую Деву-мстительницу, и бросились с кувшинами и ведрами тушить пожар. К утру огонь унялся. Мы пошли к часовне, где висит ее чудотворная икона и, молясь, преклонили колена: «Дева-мстительница, направь свое копье и порази виновного!» Потом, собравшись во дворе, обнаружили, что нет Захария, Иуды. Раздались крики: «Это он нас поджег!» Отправившись на его поиски, мы искали в течение всего дня — ничего; искали всю ночь — ничего. И только сегодня на рассвете, снова зайдя в часовню, что же мы увидели, братья мои? Невиданное чудо! У подножия святой иконы лежит мертвый Захарий, а на острие копья Богородицы большая капля крови!
— Боже, сжалься над нами! — пробормотали в ужасе крестьяне.
— И что же самое ужасное, — продолжал монах, сглотнув, — когда мы наклонились к подлецу Захарию, чтобы его поднять, то раскрыли рты от удивления: Богородица сбрила ему волосы, усы и бороду — словно католическому кюре!