С большим трудом сдерживая смех, я повернулся к Зорбе:
— Бандит!
Но он, пяля глаза на монаха, с серьезным видом беспрерывно крестился, выказывая крайнее изумление.
— Как ты велик, Господь, как велик, и как замечательны дела твои! — шептал он. При этих словах подъехали другие монахи и сошли на землю. В руках отца кастеляна была икона; он взобрался на скалу и все, толкая друг друга, бросились наземь перед чудотворной. Позади толстый Дометиос с блюдом собирал пожертвования и брызгал розовой водой на крепкие крестьянские лбы. Вокруг него стояли трое монахов, распевавших гимны, их волосатые руки были сложены на толстых животах, по лицам текли крупные капли пота.
— Мы обойдем села Крита, — объявил толстый Дометиос, — чтобы верующие пали ниц перед Ее милостью и отдали свои приношения. Нам понадобятся деньги, много денег на восстановление святого монастыря…
— Толстобрюхие! — ворчал Зорба. — Они снова останутся в барыше.
Он подошел к игумену:
— Благочестивый игумен, все готово для церемонии. Да благословит Пресвятая Дева наш труд! Солнце уже высоко поднялось, не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка, было очень жарко. Монахи разместились вокруг мачты, украшенной флагом. Широкими рукавами ряс они вытирали лбы, начав петь молитвы во славу «основания фирмы»:
«Господь всемогущий, возведи это творение на прочной скале, чтобы ни ветер, ни дождь не смогли его разрушить…»
Они окунули кропило в медную чашу и окропили все вокруг: людей, столбы, тросы, шкивы, Зорбу, меня, потом крестьян, рабочих и даже море. После чего с большой осторожностью, как больную женщину, они подняли икону и, установив ее рядом с попугаем, стали вокруг. С другой стороны расположились сельская знать, а посередине Зорба. Я же отошел к морю и стал ждать.
Испытывать было решено тремя бревнами, Святой Троицей. Впрочем, потом добавили четвертое — в знак признательности Богородице-мстительнице.
Монахи, селяне и рабочие перекрестились.
— Во имя Святой Троицы и Богородицы, — бормотали они. Зорба одним прыжком оказался около первой опоры. Он потянул за шнур и спустил флаг. Это был сигнал, ожидаемый рабочими наверху, на горе. Все присутствующие подались назад и уставились на вершину.
— Во имя Отца! — воскликнул игумен.
Невозможно описать, что тогда произошло. Разразилась настоящая катастрофа, присутствующие едва спаслись. Канатная дорога разом покачнулась. Сосна, которую рабочие подвесили к тросу, устремилась с дьявольской быстротой. Посыпались искры, громадные обломки дерева взметнулись в воздух и, когда через несколько секунд они упали вниз, не осталось ничего, кроме наполовину обгоревших кусков дерева.
Зорба украдкой взглянул на меня с видом побитой собаки. Монахи и селяне отпрянули, привязанные мулы встали на дыбы. Толстый Дометиос задыхался в изнеможении.
— Господи, сжалься надо мной! — шептал он в ужасе. Зорба поднял руку.
— Это ничего, — заверил он. — С первым бревном всегда так. Сейчас машина начнет обкатываться. Смотрите!
Он велел поднять флаг, снова отдал приказ и побежал прятаться.
— …и Сына! — возвестил игумен, слегка задрожавшим голосом. Подтолкнули второе бревно. Опоры задрожали, бревно набрало скорость. Оно прыгало, как дельфин, ринувшись прямо на нас. Однако далеко оно не спустилось, разбившись на мелкие кусочки примерно на полпути.
— Черт бы его побрал! — пробормотал Зорба, кусая усы. — Он еще неточен, этот проклятый наклон! — Он рванулся к опоре и со злостью опустил флажок для спуска третьего бревна. Монахи, укрывшиеся позади своих мулов, перекрестились. Именитые гости готовились в случае чего бежать.
— …и Святого Духа! — машинально пробормотал игумен, подобрав полы своей рясы. Третье бревно было огромно. Едва его отпустили, как раздался ужасный грохот.
— Ложитесь, несчастные! — заорал, удирая, Зорба. Монахи бросились на землю, крестьяне побежали со всех ног. Бревно подпрыгнуло и снова упало на трос, извергнувший сноп искр, и прежде, чем мы смогли что-нибудь разглядеть, оно пролетело через всю гору, берег и потонуло в пене далеко в море.
Столбы опасно дрожали. Некоторые покосились. Мулы удрали, оборвав привязь.
— Это не страшно! Это не страшно! — крикнул Зорба, выйдя из себя. — Теперь механизм обкатан, вперед! Он снова поднял флаг. Все чувствовали безнадежность и спешили увидеть конец.
— …и Богородицы-мстительницы! — бормотал на бегу игумен.
Пустили четвертое бревно. Раздался ужасный треск, потом другой, и все столбы, один за другим, повалились, словно карточный домик.