С ответным воем люди метнулись назад, в глубину пещеры. А огонь уже появился у входа, с победным ревом ворвался в пещеру, остановился…
И тут люди поняли: это стоял Гау, а ревел и рычал от радости тоже Гау. Огонь — пылающее молодое деревцо — держал в руках тоже Гау.
Кормить огонь люди уже умели. Но перенести его в другое место, заставить светить и греть там, где это удобно орде… до этого додумался только Гау. Бросив пылающее деревцо на каменный холодный пол, он все еще не мог успокоиться, рев торжества рвался из его широкой груди.
— Есть! — значил на языке орды крик, с которым Гау показывал людям на это деревцо. Наконец они поняли. Несколько крепких толчков могучей волосатой руки надоумили их окончательно: с веселыми криками люди начали выскакивать из пещеры. Возвращаясь, они совали в огонь ветки и сучья, какие удавалось найти поблизости.
Но радоваться пришлось недолго. Под открытым небом, чем ярче горит костер, тем лучше. А здесь — дым и жар разгоревшегося костра быстро выгнали орду из пещеры.
С изумлением и страхом наблюдали люди за делом рук своих, стоя на уступе перед пещерой. В этом месте обрыв спускался прямо к воде, белая пена била внизу по черным камням и крутилась в страшном водовороте.
Первый урок обращения с огнем в пещере люди заучили. Зато какое тепло охватило их, когда они осторожно опять пробрались внутрь и уселись перед усмиренным ослабевшим пламенем. Запах дыма уничтожил все беспокоившие их запахи, треск погасающего костра заглушил тихий испуганный визг собаки, раздавшийся где-то за пещерой, и чьи-то осторожные шаги. Но в следующую минуту орда застыла от ужаса и неожиданности. Вход в пещеру заслонили широкие плечи и мохнатая грудь страшного зверя: огромная пасть раскрылась, показав блеснувшие на свету клыки, а от мощного рычанья, казалось, дрогнули даже стены пещеры. Пещерный медведь ростом с большого быка! Он не успел еще прочно поселиться в этой пещере, но побывал в ней утром и теперь возвращался, собираясь переждать непогоду. Правда, запах человека, очень приятный и манящий, у входа неожиданно смешался с незнакомым, но неприятным запахом дыма. Однако костер уже основательно прогорел, а медведь был голоден. Он помедлил, еще раз зарычал и, косясь на огонь, осторожно двинулся в глубь пещеры.
Орда поняла: спасти может только бой, и она собиралась принять его без колебаний. Вдруг ответное рычанье мужчин смешалось с пронзительным криком Рама. Он пробрался в пещеру последним и теперь оказался между людьми и приближающимся чудовищем. Возбужденный видом добычи и криком ребенка, медведь больше не колебался: рев его наполнил пещеру, с неожиданной быстротой зверь кинулся вперед. В волнении битвы никто не заметил еще одного голоса — визга и рычанья собаки, который раздался в ответ на крик мальчика. Со страшной быстротой острые зубы ее впились в заднюю лапу медведя. Удивленный, тот на мгновенье остановился и повернулся, чтобы отмахнуться от нее. Но это мгновение решило исход битвы: поворачиваясь, медведь передними лапами наступил на горячие уголья. Страшная боль ошеломила его. С диким ревом он поднялся на задние лапы, взмахнув передними, откинулся назад и, потеряв равновесие, упал с обрыва, унося на лапе впившуюся в нее собаку.
Треск ломающихся кустов и глухой стук падения вниз орда осознала не сразу: люди все еще стояли недвижимо с поднятыми палицами в руках. Молчание нарушил Рам. Слово, которое он выкрикнул с рыданьем, означало «мать» на языке орды.
— Мать, мать! — повторял он, кидаясь к обрыву, и свалился бы с него, если бы Маа не схватила его за руку. Он еще отбивался от нее, когда снизу донеслись торжествующие крики мужчин: медведь лежал мертвый, с переломанными костями, зацепившись за дерево, стоящее у самой воды. Собака исчезла, унесенная течением, но о ней никто и не горевал, кроме вновь осиротевшего маленького мохнатого мальчика. Рам кричал и плакал, пока один из мужчин не собрался дать ему подзатыльника. Но тут вмешалась Маа. Сердито оттолкнув мужчину, они одной рукой притянула к себе мальчика, а другой всунула ему в рот кусок разжеванной медвежатины. Это была материнская ласка, как ее понимала орда. Притихший мальчик долго еще всхлипывал, постепенно согреваясь от тепла костра, в который кто-то догадался опять подбросить немного хвороста, и от непривычной человеческой заботы.
Глава 10
В пещере уже посветлело, когда Гау первый очнулся от сна. Он поднял голову, огляделся и, вскочив, с угрожающем рычаньем взмахнул палицей: низкий свод пещеры спросонья показался ему западней. Мгновенно вся орда оказалась на ногах: жизнь, полная опасностей, учила быстроте. Люди яростно скалили зубы, рычали, оглядывались. Но теплое дыхание угасающего костра, медвежатина тут же успокоили их. Морщины на низких лбах разгладились, руки дружно потянулись к остаткам вчерашнего ужина.
Гау тоже успокоился и повернулся к костру. Огня не было видно под толстым слоем пепла, но легкое веяние тепла говорило: он — тут! Гау это чувствовал. Осторожно, почти робко, он опустил палицу в середину костра, пошевелил ею. Знакомый золотой глазок выглянул из-под пепла. И тут сухая старческая рука высунулась из-за спины Гау, положила на тлеющие уголья пучок тонких веток. Гау довольно забормотал, оглянулся. Но Мук подобрал все ветки, оставшиеся в пещере с вечера, а огню требовалась еще пища…
Тем временем остатки медвежатины совершенно отвлекли внимание орды от костра. Не часто удавалось людям начинать день с веселого пира. Острые камни Мука пошли по рукам, они резали мясо так же быстро, как челюсти его пережевывали. Куски мяса таяли на глазах.
Но Гау крикнул и показал на догорающие ветки и на выход из пещеры. На минуту руки и челюсти прекратили работу, но люди не двинулись с места. Огонь хочет есть? Понятно. Но почему нельзя сначала насытиться самим?
А вспыльчивый Гау не привык ожидать. Дубинка его заходила по волосатым спинам. С воем и визгом, на ходу хватаясь за ушибленные места, люди устремились из пещеры к отмели, к кучам принесенного рекой топлива-плавника.
На полу пещеры вместе с кусками мяса остались лежать брошенные рубила, изготовленные Муком. Мук не возражал, когда люди сами лезли в его сетку и хватали драгоценные камни. Рам вместе со стариком задержался в пещере. Он внимательно следил, как тот терпеливо подбирал брошенные рубила и снова складывал их в сетку. Один камень откатился в глубину пещеры. Рам поднял его и нерешительно посмотрел на Мука. Но тот, подхватив сетку, уже торопился к выходу из пещеры.
Удача! Рам на ходу засунул в рот большой кусок мяса и весело скатился вниз по обрыву, крепко зажимая в руке забытый Муком камень. Ему еще никогда не приходилось даже пальцем прикоснуться к оружию взрослых мужчин.
День выдался теплым. Люди орды уже забыли о побоях и, весело перекликаясь, набирали охапки хвороста, словно играли в новую игру.
Только ленивый Вак — сверстник Рама — выбрал ветку полегче и, зевая и потягиваясь, медленно поволок ее по обрыву к пещере.
Быстроногая Маа, как и вчера, первая набрала большой пучок сухих прутьев. Удерживая его в одной руке, она пригнула другой ветку на кусте боярышника и стала губами обрывать спелые ягоды. Но вдруг испуганно вскрикнула и отшатнулась: страшная, заросшая рыжей шерстью голова выглянула из-за куста. В тот же миг длинные цепкие руки схватили ее и потащили сквозь колючие ветки.
Воздух задрожал от дикого воя: из-за кустов, обрамлявших отмель, посыпались люди. Чужие! Враги! Размахивая палицами и рубилами, они кинулись на людей орды. Те не были трусами. И хотя оружие осталось в пещере, они руками хватались за палицы врагов, вырывали у них камни и бились отчаянно. Иные в яростной схватке сплетались руками и ногами, клубком катились к реке и даже в воде не разжимали смертельных объятий.
Урр тоже оставил в пещере свой страшный камень. Но он схватил за верхушку небольшое деревцо, лежавшее на отмели, и с силой вертел им над головой. Ужасная палица с гуденьем налетала на живые тела, слышался глухой удар, и тело падало, больше уже не шевелясь.