Глава 22
Однако, собираясь спуститься с дерева, Мук наткнулся на неожиданное сопротивление Рама. Напуганный мальчик хныкал, вырывался из рук старика, когда тот, рассердившись, хотел стащить его силой. Наконец Мук залепил непослушному такую затрещину, что тот взвыл, хватаясь рукой за вспухшую щеку, и все-таки продолжал по-прежнему крепко держаться за ветку. Неизвестно, что сделал бы еще рассерженный старик, как вдруг он оставил мальчика в покое, вытянул шею и наклонил голову, напряженно прислушиваясь. Рам взглянул на него и сразу понял: старик услышал что-то страшное. Вытянув шею и наклонив голову, он и сам прислушался и тут же опять задрожал мелкой дрожью, прижался к темному стволу, стараясь слиться с ним, сделаться незаметнее. В лесу послышался тихий шорох торопливых шагов, трещали ветки, их раздвигали поспешно и недостаточно осторожно, ближе, ближе… И вот за кустами то здесь, то там замелькали рыжие косматые головы, залитые кровью тела и зверские лица.
Рыжеволосые! Но теперь они бежали обратно, робко оглядываясь и переговариваясь, раненные, битые, они явно ждали и боялись погони. Мук и Рам напрасно прижимались к стволу, прятались в ветвях: рыжеволосые не поднимали глаз, они спасались от кого-то бегством. Жалобный шепот, приглушенные голоса появились и исчезли, а мальчик и старик долго еще не смели шевельнуться. Муку было понятно: где-то впереди была битва. Побежденные, рыжеволосые бегут назад, путь вперед свободен! Это понял даже Рам. Теперь он не только не отказывался спуститься с дерева, но нетерпеливо теребил руку старика, требуя поторопиться. Тот, в свою очередь, согласился не сразу: выжидал — не появятся ли отставшие. Но они не появились, и Мук медленно спустился с дерева, оглядываясь и принюхиваясь. Лес был полон отвратительным запахом рыжеволосых, следовало быть осторожным.
Так двинулись они вперед, сначала затаивались, выжидали, пугались каждого шороха, взлета птицы в кустах. Но постепенно приходила уверенность, а с ней — все большее нетерпение увидеть своих. Орда была впереди и недалеко. Мук это чувствовал, смутно понимая, что рыжеволосые бежали, вероятно, побежденные людьми орды — их людьми. Старик шел все быстрее, изредка тихо стонал от боли в ноге, но не отставал от Рама, бежавшего впереди. Скорей, скорей! Запах рыжеволосых заставлял их морщиться от отвращения. Но он же убеждал: они идут по верному пути.
Лес вскоре кончился. Это было для них так же удивительно, как раньше для людей орды. Старик и мальчик растерянно остановились под тенью последних деревьев: открытое, залитое солнцем пространство пугало их.
И вдруг… Рам с криком упал на землю, прижался к ней лицом, шумно втягивая воздух, обнюхивая каждый пучок травы, каждую сломанную ветку. Мук понял: опустившись на колени, тоже прильнул лицом к земле, вдыхая затоптанный рыжеволосыми слабый, но явственный запах — запах людей орды. Они прошли здесь, и рыжеволосые гнались за ними по пятам. Но что это? Слабый жалобный стон донесся из ближних кустов. Яснее слов он говорил о том, что здесь не только затоптанные следы: здесь, в этих кустах, живые люди — свои.
Забыв осторожность, мальчик и старик, перегоняя друг друга, кинулись к кустам. Тела! Тела, зверски связанные, скрученные гибкими лианами и сваленные в кучу, но живые. Маа! Она тоже здесь, связанная, беспомощная. И острые зубы Рама впились в крепкие веревки. Стоны смешались с робкими возгласами радости, омертвевшие, безжалостно стянутые руки и ноги зашевелились. Женщины, женщины, похищенные рыжеволосыми в день первой битвы с людьми орды. Враги тащили их за собой, преследуя остатки орды. Отправляясь на новое сражение в логово длинномордых, они предусмотрительно связали бедняжек, чтобы помешать им бежать. Рыжеволосые рассчитывали вернуться после битвы, но, разбитые, бежали, забыв о пленницах. Похоже было, что женщины не очень покорно шли за похитителями: тела их были покрыты свежими ранами и следами ударов. Но сейчас, казалось, женщины не чувствовали боли. Они смеялись и радостно вскрикивали, хотя тут же боязливо оглядывались, не смея верить полной безопасности. Они показывали руками в сторону каменной гряды, туда, в конец равнины, всеми силами стараясь объяснить происшедшее. Но Муку и так было ясно: люди орды победили и были уже недалеко.
Радость освобождения удивительно быстро восстановила силы женщин. Маа первая схватила Мука за руку и пыталась увлечь его по следам орды, на равнину. Мук и сам не противился этому. Рам тихонько потерся лицом о руку Маа — лучше выразить радость встречи он не умел. А старый Мук вдруг почувствовал себя вождем этой горсточки измученных женщин, и это наполнило его гордостью. Выдернув руку из руки Маа, он решительно вышел из тени деревьев на равнину, обернулся и крикнул резко и повелительно, подражая крику Гау. Женщины с радостными возгласами устремились за ним. Лес казался им страшнее непривычного солнечного пространства: там были рыжеволосые.
Рам гордо выступал рядом со стариком. Он смутно чувствовал, что сам причастен к освобождению женщин, и оглядывался на них, шедших сзади, с чувством превосходства. Мальчик становился мужчиной.
Мятая, притоптанная трава, смешанный запах следов друзей и врагов, безошибочно указывали дорогу. В пути то одна, то другая женщина вдруг быстро наклонялась и хватала валявшиеся на земле рубило или искусно вырезанную дубинку — оружие, брошенное рыжеволосыми в поспешном бегстве. Женщины радостно кричали, махали руками, показывали друг другу находки. Еще бы! Теперь и они могли постоять за себя! Степь, казалось, не таила в себе опасностей, но женщины знали: ночная темнота вызовет их из берлог и ущелий. Сейчас трава мирно звенела кузнечиками, кишела ящерицами — безопасной и вкусной едой. Изголодавшиеся пленницы не упускали ее.
Вдруг одна из женщин, Така, споткнулась и с жалобным стоном опустилась на землю. Маа была дочерью Таки. Может быть, они обе уже этого не помнили, но относились друг к другу гораздо заботливее, чем к другим. Маа и сейчас, в пути, протягивала Таке то гусеницу, то быструю ящерицу, а иногда ласково ее поддерживала. Теперь Така сидела на земле, обхватив руками больную распухшую ногу, и с грустной покорностью следила за проходившими мимо женщинами. Ее судьба была решена, и ей в голову не приходило осудить закон орды. Но вот с ней поравнялась Маа и нерешительно задержала шаг. Така не выдержала, с жалобным возгласом протянула к молодой женщине худые руки. Вспомнила ли она, как когда-то эти руки, молодые и сильные, носили и охраняли маленькую беспомощную девочку? Вспомнила ли те дни и молодая сильная женщина, нерешительно стоявшая перед ней?
Мук обернулся и повелительно крикнул, приказывая не отставать.
Маа быстро нагнулась и опять выпрямилась. Но теперь рука матери обвивала ее шею, а рука дочери прижимала старую мать к молодой груди. Женщины удивленно оглядывались: такого в орде еще не случалось. Оглянулся и Мук, на минуту задержал шаг. В его маленьких, глубоко сидящих глазах мелькнуло что-то теплое, участливое. Но тут же, словно спохватившись, он выпрямился и опять крикнул резко, повелительно. Жизнь сурова, отстающим пощады нет. Знала это и Маа, убыстрив шаг, она сравнялась с передними. Така старалась меньше стеснять ее. Говорить было не о чем, если бы они и умели. Обе понимали: судьба матери зависела от того, хватит ли у молодой женщины сил донести ее до места стоянки.
Между тем зоркие глаза Мука давно уже все пристальнее всматривались в гряду каменистых холмов и двигающиеся по ним странные существа. Чем яснее они становились, тем больше замедлял он шаг. Незнакомые существа не внушали доверия, резкий лай, доносившийся издали, движения, чем-то напоминавшие человеческие… Мук сделал еще несколько шагов и вдруг резко свернул вправо, в сторону реки. Существа там, на холмах, были незнакомы. А всякий незнакомец — скорее всего враг. Длинномордые тоже заметили приближение новой кучки людей и издали с любопытством их разглядывали. Но, убедившись, что те приближаться к ним не собираются, успокоились и занялись своими делами.
Пройдя немного в сторону, женщины встревожились: они нагибались, усиленно втягивали воздух широкими ноздрями, вопросительно поглядывали на Мука и друг на друга.