Узнав, что я вернулся с пустыми руками, мой хозяин привел в исполнение свою угрозу. Он пришел в бешенство (чем напомнил мне Роберта Монтфорта и его отца) и недолго думая уволил меня. В какой-то степени я даже был рад этому. Во-первых, у меня появилось время, чтобы подробно изложить вам все обстоятельства минувших событий. Во-вторых, его решение побудило меня высказать ему все, что я думаю о нем в связи с его бесчеловечным поступком в отношении Партриджа. Я больше не боялся остаться без работы, ибо уже потерял ее. Чиппендейл выслушал меня без всякого смущения. «Ты судишь о деле, в котором еще даже не начал разбираться, — заявил он, как всегда, надменным тоном, — и твоя неосведомленность не дает тебе никакого права выносить вердикт».
«Если я не осведомлен, — отвечал я, — то только потому, что вы не желаете дать объяснений. Я могу судить только по тому, что вижу и знаю. Письма Партриджа и вашей сестры Дороти открыли мне, что вы — жестокий, бессердечный человек. Я видел вас у будуара мадам Тренти, когда для подобного визита не было абсолютно никаких оснований. Она имела власть над вами? Поэтому вы снабжали ее дорогой мебелью в несметных количествах?»
Но он не стал отвечать. Сказал только, что истина не открывается тем, кто сидит, ничего не делая, и вымаливает ее с протянутой рукой, как попрошайка. Истину, как и все в божьем мире, нужно заслужить.
Итак, к подлинной цели моего письма. Приношу вам тысячи извинений. Надеюсь, с течением времени вы простили меня за то зло, которое я навлек на вас. Я до сих пор проклинаю себя за неуклюжесть, хотя, признаюсь, мне кажется очень странным, что та же неловкость, с которой началась вся эта череда драматических событий, способствовала и ее завершению.
Должен сказать здесь, что пережить все последние неприятности мне неожиданно помог Фоули. Не считая казуса с эскизами, во всем остальном человек, который некогда безумно раздражал меня, оказался великодушным покровителем. Ведь это его карета и его жена так молниеносно доставили вас в Кембридж, где леди Фоули проследила, чтобы Таунз оказал вам необходимую помощь. Когда Фоули узнал о моем увольнении, он предложил мне денег, дабы я мог основать собственное дело. Я спросил, чем вызвана его щедрость, но он несколько резко ответил, что только разумное размещение капитала позволяет ему вести праздную жизнь и что уговаривать меня он не станет. Я думаю, его просто мучает совесть за то, что по его вине я остался без работы. Но теперь, уйдя из мастерской, я рад, что освободился от Чиппендейла. Пожалуй, я все-таки приму предложение Фоули.
Итак, Элис, я откланиваюсь с горячей надеждой в сердце, что, если вы еще не простили меня, то, возможно, по прочтении этого письма все-таки простите настолько, что пожелаете ознакомиться с моим изложением истории наших приключений. Если вы прочитаете ее, умоляю, напишите мне и дайте знать, что вы об этом думаете.
Искренне ваш,
Натаниел.
Глава 29
Кого-кого, а уж Элис я никак не ожидал увидеть. Она пришла после обеда в одно мартовское воскресенье, спустя две недели после того, как я отправил ей свое последнее письмо с изложением подробностей минувших событий. Я был один. Напевая мелодию, услышанную на представлении в театре, я рылся в грудах мебельных компонентов в поисках потерявшейся пилы. Приди она несколькими минутами раньше, она застала бы здесь Чиппендейла. Уволив меня, он запретил мне появляться в его мастерской и не разрешал забрать свой ящик с инструментами. Лишь когда я пригрозил, что обмолвлюсь его приятелю-судье о том, что в показаниях, которые он дал в доме мадам Тренти в день ее гибели, были неточности, он согласился вернуть мне инструменты.
Поначалу, когда я пришел и начал собирать свои вещи, Чиппендейл не отходил от меня ни на шаг, сердито следя за каждым моим движением. Но очень скоро его терпение иссякло. Я не выказывал перед ним страха, а у него были еще другие дела. И он оставил меня в покое, предупредив, что проверит ящики, как только они будут упакованы, и, если найдет в них то, что мне не принадлежит, немедленно призовет стражу и позаботится о том, чтобы меня отправили на каторгу за воровство.
Итак, держа в одной руке стамеску, в другой — двухфутовую рулетку, я сидел на корточках и, как болван, пялился на гору комплектующих — резные ножки из красного дерева, еловые изголовья, дубовые столешницы и облицовочные панели. Интересно, соберу ли я сам когда-нибудь такое богатство?
— Нечасто бывает, чтобы я пришла и застала вас насвистывающим какой-то мотив, да еще без красотки на коленях.
Я мгновенно узнал этот мелодичный голос. Она стояла в дверях с каким-то коричневым свертком в руках. Должно быть, на моем лице отразилось изумление, ибо я почувствовал, как покраснел до корней волос. И давно она тайком наблюдает за мной?
Я поднялся с беспечным видом и поклонился.
— Я не совсем понимаю вас. — Мне было досадно, что она все еще волнует меня, и в то же время я вздохнул с облегчением, увидев ее в добром здравии.
— А я боялась, что опоздаю. — Без всякого жеманства она протянула мне руку.
Забыв, что я весь в пыли, я с жадностью приник к ней. От моих губ на чистой лайковой перчатке остался черный отпечаток.
— Вы выздоровели? Куда вы боялись опоздать?
Мой первый вопрос она оставила без ответа, словно не придавала особого значения здоровью.
— Боялась, что не застану вас.
— Как вы догадались, где меня искать?
— Возчик Фезерби упомянул, что вы должны прийти сегодня. Только он не знал, в котором часу.
— В кои-то веки его болтливость сослужила мне добрую службу.
Загадочная, как всегда, она взирала на меня с невозмутимостью во взгляде.
— Я рада, что вы так считаете. Но он не сказал, куда вы перебираетесь, на что меняете все это. — Она обвела рукой захламленное помещение, словно подразумевая, что я покидаю дворец, а не пыльный чердак, где неприятно пахнет скипидаром, льняным маслом и вываренными костями животных.
— Фоули вызвался помочь мне, я принял его предложение и нашел помещение на улице святого Мартина. Завтра открываю…
— Собственную мастерскую?
— Да. Вообще-то, Чиппендейл здесь… если вы хотите поговорить с ним.
— Разве я не сказала, что пришла повидать вас? Последовало молчание. Я неловко переминался с ноги на ногу в древесной стружке, пытаясь угадать цель ее визита и решить, как мне вести себя. В последние дни заметно потеплело, и я жалел теперь, что не надел более легкий сюртук. Волосы взмокли, на лбу выступила испарина. Мне почудилось, я вижу неодобрение в ее взгляде, будто она ждала от меня каких-то особенных слов. Мгновением позже мне показалось, что я ошибся, что она заметила мое смущение и прониклась сочувствием ко мне, ибо попросила отвести ее туда, где мы могли бы поговорить.
Магазин на нижнем этаже не был заперт, и я повел ее через пустынный мощеный двор в безлюдный выставочный зал, убранный, как богатая гостиная. Элис проходила меж диванов, кресел, кушеток и комодов, скользя ладонью по камчатной обивке и резным позолоченным спинкам, лакированным и мраморным поверхностям.
— И что вы намерены изготавливать в своей новой мастерской? — наконец заговорила она — совсем не о том, что я ожидал услышать. — Будете пытаться создать что-нибудь столь же великолепное? — Она уже обошла всю комнату и, положив сверток на стол, теперь разглядывала огромный секретер, который Чиппендейл сделал для мадам Тренти.