Прижавшись лбом к ее лбу, я умолял:
— Ты должна открыть глаза, Лютик. Без тебя я — ничто. Ты не можешь так поступить со мной. Я не позволю тебе. Ты слышишь?
Я застонал, когда моя головная боль стала бесконечно сильной, усиливаясь все глубже и глубже, пока не почувствовал себя как Атлас, пытающийся удержать мир.
Прижав ее к своему телу, я прошел мимо Спички и оставил дымящееся кольцо, в котором лежала Клео. Идя к воротам, я нашел Мо, который был занят координацией сбора бензина и дизельного топлива. В руках он держал набор зажигалок, спички и длинную веревку, сделанную из узловатой простыни, пропитанной, скорее всего, бурбоном, видя пустые бутылки у его ног.
Мои губы дернулись в моей первой улыбке с тех пор, как я проснулся в больнице.
— Отличная идея.
Мо кивнул подбородком в сторону лагеря.
— Ты готов к этому? Их здесь нет; все важное было взято или уничтожено. Мы ничего не выиграем, если будем держать его в рабочем состоянии.
Взглянув на Клео, Мо понизил голос:
— Единственный человек, с которым мы столкнулись, была одна из сук, которую мы украли и отдали «Крестоносцам». Ее горло было перерезано от уха до уха… — он замолчал.
Мои глаза расширились, глядя на боевую раскраску чужой крови, покрывающую Лютика.
«Вот почему она покрыта кровью».
Ее заставили смотреть, как зверски убивают другую женщину.
Мое сердце дрогнуло.
Блять. Блять. Блять.
— Братья исследовали это место. Это бесполезно, Килл. Нам следует…
— «Кинжал с розой» не бесполезен.
Фактически, он имело большую ценность. Но эта ценность только увеличится, если связь будет разрушена.
— Сожги его, — прорычал я.
Пришло время очистить место, где обитало зло. Клео поймет.
— Ты уверен? — Мо подошел и встал рядом со мной, теперь мы стояли лицом к лицу с местом, которое было моим домом в течение многих лет. Вместо счастливых воспоминаний я мог думать только о том дне, когда меня так ужасно предали.
Я кивнул, сжимая Клео сильнее.
— Да, я уверен, — мой голос был холодным, беспощадным. — Сожги его на хрен дотла.
Глава седьмая
Клео
Он меня ненавидел.
Я не знала, что делаю не так, но он ненавидел.
Мой отец сказал мне, что Арт решает проблемы со своим отцом. Было больно, потому что в тот момент, когда отец упомянул об этом, я поняла. Я просто знала, что это за проблемы. Я была такой эгоистичной и глупой, что не заметила. Как я могла не обратить внимания на синяки на его руках? Опухшая губа на днях? Его отец причинил ему боль. И моя работа — защищать его. Вот что такое любовь, правда? Защищать тех, о ком ты заботишься? Что ж... завтра я собиралась сказать Рубиксу, чтобы он оставил Артура в покое.
— Клео, запись из дневника, тринадцать лет
Я замерзла.
«Почему мне так холодно?»
Раньше мне было жарко… слишком жарко. Но теперь весь этот жар исчез, и пот на моей коже остыл, а тепло в моей крови замерзло.
Свернувшись, я прижалась к окружающей меня твердости и попыталась разобраться в этом странном новом мире.
Было темно.
Было больно.
Медленно, крохотным шагом мое тело просыпалось и оценивало то, что произошло. Я не могла открыть глаза — я так устала. Мой разум, казалось, был отделен от моих конечностей и органов, свободно парил, но пульсирующая боль, усиливающаяся с каждым ударом сердца, приковывала меня к миру смертных.
Я вздрогнула, когда на меня обрушились ужасные сны. Изображения разрывающегося горла и капающей крови. Пожар и пепел.
Я не хотела вспоминать, но на этот раз не было ни амнезии, ни пустоты, которая могла бы защитить меня.
Я все вспомнила. Яркие и идеальные детали. Девушка умирает у моих ног. Рубикс трогает меня. Кобра и Сикамор держат меня.
Потом… боль.
Я не знала, что меня поразило, но меня бросило в темноту.
Я извивалась, больше не находя утешения в сонливости, а только в зловещем сиропе, вмещающем монстров и кошмары.
«Просыпайся!»
Чем больше я заставляла себя, тем больше меня истощала боль. Густая пульсирующая дымка была абсолютной. Отвратительный звук слишком сильно напомнил мне корабль «Морской конек», на котором Артур чуть не продал меня.
Что-то трясло меня, сильнее прижимая к твердым мышцам.
— Открой свои глаза.
Требование звучало знакомо — как будто оно повторялось снова и снова.
Я потянулась к нему, чтобы уловить доброту в их тоне.
— Лютик, открой глаза. Пожалуйста… ради меня.
«Артур!»
Ощущение погружения исчезло.