Я улыбнулся в губы Клео.
— Тебе будет хорошо без меня… жена?
Она улыбнулась, зеленые глаза светились.
— Все будет хорошо, — она поцеловала меня в последний раз. — И, к сведению, я люблю это слово.
— Пора уходить, мистер Киллиан. Мое терпение не безгранично, — доктор Лейн постучала ногой.
Позади меня появился Грассхоппер и потянул за мою нелепую украденную гавайскую рубашку.
— Ну, давай же. Пусть женщины исцеляются с миром. Я думаю, ты заслуживаешь выпивки.
Не обращая внимания на его настойчивость, я не мог оторвать глаз от Клео.
— Я скоро вернусь.
Она кивнула.
— Не могу дождаться.
— Выпивка, чувак. Давайте праздновать сожжение «Кинжала с розой».
Будет праздник, но без алкоголя. Я буду воздерживаться, пока не исправлю беспорядок в моем мозгу.
Забрав последний поцелуй у женщины, которая заставляла мое сердце биться, я позволил своему вице-президенту вытащить меня из комнаты.
Два чертовых часа.
Два бесконечных часа ожидания.
Я сидел с единственной рюмкой нетронутого виски, глядя в стену. Все, что я хотел сделать, это растянуться на кушетке и погрузиться в сон, но каждый раз, когда мои глаза закрывались, Хоппер был там со своим чертовски раздражающим голосом и своими назойливыми правилами.
«Не засыпай».
«Ты не можешь заснуть, пока твое сотрясение мозга не будет оценено снова».
«Не спать».
Снова, и снова, блять.
Я был готов вырубить этого ублюдка, лишь бы он заснул и оставил меня в покое.
Хотя я был готов свернуть этому парню шею, это не означало, что я не был благодарен. Даже когда называл его хуесосом и придурком, Хоппер знал, что я ценю его попытки сохранить мне жизнь. Я бы никогда не признался ему в этом, но судя по тому, как пульсировал мой мозг, и мерцало зрение, я, честно говоря, не верил в свою способность просыпаться.
Грассхоппер был надежным другом. Уоллстрит был моим спасителем, наставником и советником. Я явно доверял обоим мужчинам, но в то же время всегда понимал, что мое сотрудничество с Уоллстритом было для обоюдной выгоды. Уоллстрит хотел, чтобы я преобразовал клуб и правил им, что я и сделал. Он хотел, чтобы я подружился с сенаторами, журналистами и полицией, что я и сделал.
Он хотел большего.
Всегда больше.
Как и я.
Я сделал все, что он просил меня сделать.
У всего, что просил Уоллстрит, была причина.
Причина больше, чем «Чистая порочность». Больше, чем торговля. Больше, чем мы оба.
Мы оба не остановимся, пока не совершим революцию, и эта революция уже не за горами.
«Уоллстрит поручил мне присматривать за династией».
Мо вошел в комнату после завершения очередного патрулирования территории.
— Братья на месте, Килл. Я назначил смену из трех парней, чтобы следить за домом — они разделят нагрузку. Ни один другой мудак не проникнет сюда.
Моя голова была весом проклятого небоскреба, но я кивнул в знак благодарности.
— Ценю это.
Я доверял «Чистой порочности» гораздо больше, чем наемной охранной фирме до этого.
«Ублюдки».
После того, чему они позволили случиться, они получили бы трепку и плохую репутацию в прессе на всю жизнь.
— Через несколько дней мы найдем лучшую альтернативу.
Мо прошел через маленькую гостиную, где мы расселись, пока ждали Клео.
— Может быть, ты мог бы ненадолго переехать в клуб — пока все это не закончится и не развеется в пыль? — взяв открытую бутылку виски, он налил щедрую порцию и выпил ее.
Взглянув на Грассхоппера, Мо встряхнул бутылку.
— Еще?
Хоппер покачал головой, вытирая рот.
— Не для меня, чувак.
Повернувшись ко мне лицом, Мо сказал:
— Без сомнения, следующие несколько недель будут полны войны. Лучше всего отдыхать там, где ты знаешь, что у тебя есть подкрепление.
Моя кровь загустела.
— Не война… — холодно усмехнулся я. — Геноцид.
Грассхоппер откинулся в кожаном кресле, которое он реквизировал. Ткнув стаканом в мою сторону, он склонил голову.
— Точно. Геноцид.
«Сплошное кровопролитие».
Больше не нужно было ждать. Больше не нужно вводить в игру шахматные фигуры и вычеркивать нескончаемый список. Это было систематическим и требовало много времени. Сейчас все будет быстро и архаично.
«И, в конце концов, моя месть будет удовлетворена. Цель Уоллстрита достигнута. И Клео укрепится в моем будущем».
Если, конечно, она меня простит.
Мой живот сжался в узел.
Планы Уоллстрита означали, что по мере того, как я становился успешнее, я унаследовал более крупные и сложные задачи. По большому счету, мой отец был долбанной мухой, которую надо было прихлопнуть моей туфлей. Он несущественный.