Испугавшись, что от невыносимого напряжения чувств она потеряет сознание, Катриона чуть ли не бегом бросилась к постели, юркнула в нее, рывком натянула на себя одеяла и укрылась с головой. Только после этого она отважилась сбросить ночную рубашку и положила ее на пол рядом с кроватью. Полностью укрытая одеялами, девушка осторожно отодвинулась на самый край матраса. В эту минуту ее больше всего волновало, что случайным движением она может дотронуться до лежащего в такой шокирующей близости мужского тела.
— Катриона!
— Гм? — отозвалась она, удивляясь, что Уэскотт запомнил ее имя.
— Вы так и будете всю ночь держать голову под одеялом?
Расставшись с одеждой, Катриона старалась сохранить остатки привычного самообладания.
— Возможно, — холодно ответила она.
Тогда Саймон медленно потянул на себя одеяло, и через мгновение на него смотрели моргающие глаза девушки.
— Хотите, чтобы я погасил лампу? — предложил Уэскотт.
— Нет! — с паникой в голосе воскликнула Катриона. От одной мысли, что ей предстоит всю ночь лежать голой в постели с мужчиной, да еще и в темноте, сердце ушло в пятки. Она приподнялась в постели, судорожным движением прикрывая обнаженные груди, чтобы отбросить падающие на глаза волосы. — У меня есть другое предложение.
С этими словами Катриона принялась подтаскивать к себе подушки и валики. Взбивая поочередно каждую подушку, она сооружала из них заградительный барьер посередине кровати. Когда стена была возведена, Катриона с удовлетворением обнаружила, что практически ничего не видит. Наверное, сам Наполеон не смог бы организовать такую надежную блокаду.
— Ничего себе, у меня такое ощущение, будто меня вновь заперли в Ньюгейтской тюрьме, — пробурчал удивленный Саймон.
— Если мой план не сработает, вполне возможно, этим все и закончится, — напомнила она Уэскотту, поворачиваясь спиной к нему.
Недовольно вздохнув, Саймон вытянулся на своей стороне от импровизированной баррикады. Только теперь Катриона позволила себе закрыть глаза. Несмотря на все усилия расслабиться и забыть о непривычном соседстве, она не перестала думать, что давняя мечта исполнилась, и герой ее многолетних снов лежит с ней рядом. Конечно, теперешний Уэскотт очень мало походил на молодого морского офицера, который столько лет занимал ее воображение. Казалось даже, что в ее постели очутился совершенно незнакомый человек — огромный, необычный и опасный. Почему-то пришло в голову сравнение с африканским тигром, дремлющим на солнце. От разгоряченной кожи Саймона исходил незнакомый, но какой-то волнующий мужской запах. Смешанный аромат сладкой ириски и бодрящего морского ветерка Брайтона.
Катриона беспокойно перекатилась на спину и уставилась раскрытыми глазами в нависающий полог. Ни разу в жизни она еще не ложилась спать без ночной рубашки, и этот небывалый поворот в судьбе страшно волновал ее. Непривычно голые руки и ноги скользили по простыням, накрахмаленная жесткая льняная ткань раздражала соски, набухающие от щекочущего прикосновения. Это новые ощущения одновременно угнетали и восхищали Катриону. Почему-то у нее возникло желание блаженно растянуться во весь рост и замурлыкать подобно сытому котенку.
Вместо этого Катриона вдруг повернулась на бок и уставилась на горный хребет из подушек. Теперь ей стало совершенно очевидно, что оба обитателя широкой постели ни за что не смогут сомкнуть глаз всю предстоящую ночь.
И как раз в эту минуту до нее донесся приглушенный храп.
Прижимая к груди простыню, Катриона приподнялась и заглянула через подушки. Саймон лежал с закрытыми глазами и немного приоткрытым ртом. Он глубоко и ровно дышал во сне. Его длинным ресницам позавидовала бы любая девушка. На брови спящего мужчины упала выбившаяся прядь волос, придавая всему облику Уэскотта очарование невинного младенца.
Впрочем, в данном случае больше подходило бы «адского порождения».