Он одет как человек со значительным богатством, тонкий покрой его синего костюма сшит до совершенства. И он говорит, как человек, пришедший из богатой семьи, его слова хорошо сложены, его тон красноречив.
По любым стандартам его можно было бы считать красивым в смысле высокого, темноволосого и выдающегося. Но даже когда он вовлекает моего отца в вежливую беседу, спрашивая подробности о его предстоящей кампании, я не могу помочь куче льда, которая оседает у меня в животе.
— Бен сказал мне, что вы, возможно, ищете инвесторов, которые поддержат вашу кандидатуру на пост губернатора, — легкомысленно говорит Михаил, прежде чем положить небольшой кусочек курицы в рот.
Папа важно откашливается.
— Да, я думаю, что проделал хорошую работу в качестве генерального прокурора Нью-Йорка и верю, что смогу изменить ситуацию к лучшему для штата в качестве губернатора.
— Я слежу за вашей политикой и не могу не согласиться. — Говорит Михаил. — И если Бен не упомянул об этом, я сам немного инвестор. В основном я баловался ресторанами, инвестируя в те, которые, по моему мнению, предлагают Нью-Йорку уникальные впечатления. Но в последнее время у меня появился больший интерес к политике.
— Да, Бен что-то об этом говорил, — признает папа, одобрительно кивая Бену.
Я смотрю на брата, мне любопытно, что он чувствует, когда о нем продолжают говорить, как будто его даже нет в комнате. К моему удивлению, Бен, кажется, почти нервничает, его пальцы сжимают серебро немного крепче, чем обычно. Его взгляд переключается с Михаила на папу, как будто он хочет, чтобы разговор прошел хорошо.
И лед в моем желудке затвердевает.
Бен никогда раньше не проявлял интереса к политической карьере отца. Во всяком случае, он всегда подшучивал над этим. Так что этот внезапный сдвиг, должно быть, связан с Михаилом и желанием произвести на него хорошее впечатление.
Заинтригованная незнакомой динамикой за нашим обеденным столом, я снова обращаю внимание на Михаила Сидорова.
— Я считаю, что ваша политика в отношении правоохранительной деятельности и насилия с применением огнестрельного оружия очень актуальна для событий, происходящих в последнее время. Я считаю, что преследование виновных в огромной степени повысит безопасность наших улиц. Фактически, буквально на днях одного из моих сотрудников задержали под дулом пистолета и ограбили при попытке доставить груз недалеко отсюда.
— Правда? — Спрашивает папа с ужасом в голосе. — С ним все в порядке?
Михаил качает головой, его лицо падает.
— К сожалению, он и несколько других мужчин, доставлявших груз, были убиты, когда пытались остановить ограбление. Столько бессмысленного насилия и преступлений, и большая часть их, кажется, исходит от тех мафиозных семей, которые действуют немногим лучше уличных головорезов.
Кровь отливает от моего лица, когда его слова доходят до цели, и я роняю столовое серебро на тарелку, а аппетит внезапно пропадает. Предупреждение Ефрема о «Братве Живодеров» и новых друзьях Бена отчетливо звучит в моей голове, и мне интересно, не связан ли Михаил каким-то образом с ними.
Все взгляды обратились на меня, и я покраснела, осознав, что моя вспышка эмоций была достаточно громкой, чтобы привлечь ко мне внимание.
— Извините. Я, эм… мне просто некомфортно говорить о смерти и насилии за обеденным столом, — бормочу я, опуская глаза на тарелку, пока Михаил внимательно изучает меня.
— Конечно, — говорит он с преувеличенной любезностью. — Я прошу прощения, с моей стороны было совершенно неуместно поднимать этот вопрос.
За столом наступает тишина, и я тяжело сглатываю, пытаясь обуздать бурю эмоций. Бен подталкивает меня локтем, и когда я искоса смотрю на него, он слегка наклоняет голову, напоминая мне, что я не приняла извинения Михаила.
С тошнотой в животе я поворачиваюсь, чтобы встретиться с мрачным, непоколебимым взглядом бизнесмена и вынуждаю себя улыбнуться.
— Не нужно извиняться. Я сожалею о вашей утрате.
Уголки его рта опускаются от грусти, но, похоже, эмоции снова не достигают его глаз.
— Спасибо. — Затем, после соответствующего уважительного молчания, он переключает передачу. — Итак, скажи мне, Дани, что тебе нравится?
— Она фотограф, — отвечает ему Бен снисходительным тоном, когда он смотрит мне в глаза.
Я смотрю на него так, будто он выдал мою самую темную тайну, но не могу сдержать улыбку.