— Хеймер был торговцем антиквариатом, — сказал я. — Но будь я проклят, она совсем не выглядит старинной. Похоже, что ее сделали в какой-нибудь мастерской в Бангкоке не раньше, чем позавчера.
— Вы недооцениваете ее, лейтенант, — серьезно произнес Эд. — Она стоит кучу денег.
— Хотите надуть меня?
— Почти что, — с удовольствием сказал он.
Он взялся за голову Будды, резко повернул ее, и я увидел, что она легко отделилась от туловища. Он положил голову на стол, засунул пальцы в образовавшееся отверстие и вытащил пластиковый пакет с порошком серовато-белого цвета.
— Героин?
— Мы могли бы уже сейчас уйти с вами в отставку, лейтенант, — сказал он. — Не размешанный. Десять унций чистого дерьма. А если подсчитать его стоимость по ценам на улице?
— Прекратите взывать к моей естественной склонности к воровству, — ответил я. — Вы же знаете, что я всегда готов сделать это.
Он удовлетворенно щелкнул пальцами:
— Это в дополнение к вашим микроскопическим частицам кожи под ногтями, волоскам, ниткам, отпечаткам пальцев и перхоти! Моей лаборатории нужно поработать еще над кожей обивки спецмашины, но только для вас. Я прав, лейтенант?
— В этот раз да, — благосклонно признал я.
Я намеревался направиться в офис шерифа, но быстро решил, что делать это в данный момент не следует. Встретиться с шерифом Лейверсотогдам до обеда — это то же самое, что опустить голые ноги в пруд, кишащий голодными крокодилами. Поэтому я сел в машину и направился в сторону Болд-Маунтин. Было около половины двенадцатого, когда я оказался у купающегося в жарких лучах солнца особнячка Скарлетт О’Хара. Я оставил машину у парадного подъезда, поднялся по трем широким ступеням и позвонил. Дверь мне открыла Лиз Стиллуэлл. В этот раз на ней были белая трикотажная майка и джинсы. Ее большие соски, раздраженные обтягивающей тканью, рвались наружу. Мне очень хотелось помочь им выбраться на волю, но я подумал, что она, возможно, неправильно поймет мои намерения.
— Отлично, — мило произнесла она, — это опять лейтенант Кто-его-знает. Входите, пожалуйста.
Она провела меня в гостиную, меблировка которой скорее подходила бы эпохе Марии-Антуанетты, чем Скарлет О’Хара. Вдова Трент сидела на обтянутом белой тканью диване. Одета она была в черную рубашку и черные бархатные штаны. В этот раз меня не отвлекало обнаженное тело, и я получше разглядел ее лицо: зеленые глаза, подчеркивающие его красоту высокие скулы, чувственный изгиб губ.
— Садитесь, лейтенант, — сказала она холодно. — Лиз сообщила мне о вас. Прошу прощения за то, что для вас я слегка худовата.
— Но с прекрасными пропорциями, — ответил я дружелюбно, пока усаживался.
— Лиз подготовила список гостей, присутствовавших вчера на вечеринке, если вы окончательно остановились на версии, что именно мы убили его.
— Хеймер уехал последним?
— Примерно без четверти четыре. Он умышленно остался до самого конца, потому что хотел переговорить со мной, чтобы я одолжила денег на расширение его бизнеса. Я сказала ему, что после соответствующего обсуждения этого вопроса я решила этого не делать. Он очень разозлился и начал браниться. Тогда я попросила его покинуть мой дом. Его убили где-то на проселочной дороге?
— Да, — согласился я.
— Я даже не могу представить, что кто-либо из нас мог убить Уолли Хеймера, — сказала она и внезапно засмеялась. — Может быть, Майлз Джерард? За безответную любовь.
— Я говорил с Крейгом Поллоком, и он предположил то же самое. Это мог сделать и Джерард, и София Платдер.
— Типичная реакция гомика, — отрезала она. — Я сказала это в шутку.
— Не произошло ли чего-либо необычного во время ужина? — спросил я. — Какого-либо происшествия, связанного с Хеймером?
— Не могу вспомнить ничего похожего, — ответила она.
— А кто еще был здесь?
Она подавила зевоту:
— Лиз, дай ему список, а то он еще чего доброго на обед останется.
Блондинка пересекла гостиную и вручила мне аккуратно отпечатанный список гостей. В нем было четыре новых для меня имени: Пол Кендал, Леон Гетлер, Джон Блейк и Конни Эннис. Напротив каждого имени были проставлены адреса и номера телефонов.
— Расскажите о Софии Платцер, — попросил я.
— Ее папаша умер и тем самым сделал ее богатой, — сказала Минерва Трент. — Поэтому она делает то, что хочет и с тем, с кем желает. София очень независимо мыслящая девица.
— А Майлз Джерард?