В отместку за это каменное спокойствие она запустила в него последней статуэткой. Она ударилась о стену всего в сантиметре от цели и, разлетевшись сотнями, осколков, упала на ковер.
Он даже не сдвинулся с места, хотя на скуле у него выступила капелька крови. Не сводя с нее глаз, он вытащил осколок и бросил его в кучу остальных.
— О Боже! Я очень сожалею, — произнесла Челси.
По правде говоря, она не была ни капли раздражена или разгневана, просто в подобной ситуации ей больше ничего не оставалось.
— Да уж, не помешало бы, — мягко ответил Синджин, оценивая степень разгрома. В комнате ничто не осталось нетронутым. Что не удалось сломать, было испорчено. Она даже умудрилась свернуть несколько стержней из передней спинки кровати.
— Я уже не знала, как еще привлечь твое внимание, — сказала Челси. И пока он думал, что существует несколько менее разрушительных способов, например послать записку, она добавила:
— Даже сейчас ты не особенно торопился. Наверное, ты привык уже к женским истерикам.
Он не был настолько глуп, чтобы поверить в это, хотя, откровенно говоря, одной записки было бы недостаточно. При любых обстоятельствах он с большой неохотой согласился бы поговорить с нею потому, что он совершенно не был уверен, что сможет удержать себя в руках. Соблазн отомстить ей за те изменения, которые она принесла в его жизнь, был непомерно велик. Гораздо спокойнее было вообще не встречаться с нею. Даже сейчас ему стоило немалых усилий не ударить ее.
— Ну что ж, привлекла. — Он окинул взглядом комнату, усеянную осколками стекла и обломками мебели. Затем добавил, улыбнувшись:
— Это вычтется из твоих карманных денег.
— А у меня уже есть карманные деньги?
Она сказала это так трогательно, что он поразился мысли о том, что они официально все-таки муж и жена, и любое напоминание об этом действовало ему на нервы.
— Прямо как твой папаша, — отрывисто сказал Синджин.
Слово «женитьба» и все, что с ним связано, уже буквально сидело у него в печенках, напоминая о недавней пытке; какая уж тут любовь.
— Мы можем поговорить как разумные люди о нашем.., гм.., положении?
— Нашей женитьбе, ты хочешь сказать, — он все же выдавил из себя это ненавистное слово. Челси и бровью не повела.
— Да.
Он прикинул расстояние между ними, размер комнаты — слабая защита для худенькой женщины, все еще одетой в костюм для верховой езды.
«Но даже в гневе я никогда не подниму руку на женщину», — соображал он. Даже при том, что мысль ударить ее за грехи отца казалась ему привлекательной, он не мог заставить себя сделать это.
— О чем ты хочешь поговорить? — тихо спросил он, ища глазами, куда бы сесть. Но все вокруг была или разломано или усыпано осколками, так что он остался стоять.
— Главное, сколько ты намереваешься меня здесь держать.
— Не знаю.., может, пока здоровье не позволит мне расквитаться с твоим отцом и братьями.
— Со всеми?
— Это будет зависеть от твоего отца.
— Что ты хочешь от него? И могу ли я помочь?
— Мне нужна лишь свобода, тебе с ней, кажется, тоже не особенно везет.
Он был, к сожалению, прав.
— А до тех пор я — заложница?
— Что-то вроде этого. — И тут ему пришла мысль:
«А если ребенок будет совершенно не похожим на меня, можно будет отказаться от него». Пусть для этого даже придется скупить весь Ватикан. Денег у него хватит.
— Подождем, пока родится ребенок — добавил Синджин.
Челси вдруг почувствовала необыкновенную слабость. Беременность давала о себе знать, к тому же от мысли, что придется провести в заключении столько времени, у нее перехватило дыхание.
— Тебе плохо? — Она была бледной, как бумага.
— Немного кружится голова, — прошептала она и присела на подоконник, не доверяя своим ногам.
Свежий ночной воздух немного взбодрил ее.
Когда головокружение прошло, она улыбнулась:
— Мне не стоило устраивать такой разгром. Я думала, что смогу убедить тебя и ты меня отпустишь.
— К сожалению, не могу. Пока ты здесь, твой отец не посмеет появиться. Осталось не так долго ждать.
— Больше шести месяцев, — она взглянула на него; равнодушно-отчужденно он стоял, прислонившись к двери.
— Ты не веришь, что это твой ребенок?
На секунду он задумался, как бы это помягче сказать:
— В моем положении, — наконец произнес он, — я бы хотел быть совершенно уверен. Этот ребенок мог бы стать наследником моего титула.
— Мог бы?
— Если он мой.
— А если нет?
— Мягкость мягкостью, но в то же время надо оставаться честным: я разведусь с тобой…
Она тоже была не против как-то решить все эти проблемы, но это было сказано так холодно, что она невольно обиделась. К тому же он был человеком дела.
В те времена мужчины не несли почти никакой ответственности за свой любовные похождения. Были, однако, исключения, но увлечение редко оканчивалось свадьбой. И только женщины, с которыми было о чем поговорить, могли требовать чего-либо от своих любовников. Обычно это была либо счастливая судьба, либо необыкновенная красота.