Из дневника Ольги Мещерской:
« 4 апреля 1985 года… Как плохо, когда люди, тем более близкие, не понимают друг друга. Я в отчаянии. Мама всё время пытается меня переделать, и мне это не нравится. Разве я виновата в том, что я такая, как есть? Что у меня есть свое мнение? В школе говорили, что я талантливая, и родственников это раздражало. По словам тети Кати и Леночки, мне нужно было после школы поступить в техникум и начать быстро зарабатывать, а не прозябать долгих пять лет в никому не нужном вузе. Но разве у меня была не благородная цель? Я с детства мечтала стать архитектором-объемщиком, проектировать красивые и удобные дома, которыми все будут восхищаться спустя много лет. Если бы не моя близорукость, я бы уже давно поступила на архитектурный факультет. Некоторые мои одноклассницы уже вышли замуж, а я даже не думала об этом. А Сережа — такой симпатичный! Но личная жизнь для меня не главное! Еще неизвестно, как пройдет операция, и на следующий год нужно будет поступать. Говорят, в инженерно-строительном не слишком большой конкурс — всего три человека на место, так что…»
Капли дождя продолжали монотонно стучать по оконному стеклу.
Вернулась мама. Тусклый свет еще одного ночника осветил часть комнаты.
Анна Петровна сообщила:
— Я позвонила Катюше, и попросила ее выслать нам денег. В долг, конечно. Двести рублей. Она сказала, что подумает. У нее деньги лежат на сберкнижке, и она не хочется их снимать из-за процентов.
— Как мы будем отдавать долг, мама? — спросила Оля. — Ты же говорила, что уже заняла у кого-то сто пятьдесят рублей.
— Да, заняла. У Кожушко. Отдам как-нибудь…
Анна Петровна присела на кровать к дочери и погладила ее по голове. От мамы пахло земляничным мылом и шампунем «Яблоко».
— Ты больше не сердишься на меня? — спросила она виноватым тоном.
— Нет!
— Тогда давай сейчас ляжем спать, а завтра проснемся пораньше, позавтракаем и махнем в Останкино!
Утро выдалось хмурым, и вставать в семь утра совсем не хотелось. Оля с удовольствием повалялась бы в кровати еще часик-другой, но Анна Петровна, напевая веселую мелодию, шумно ходила взад-вперед по номеру и торопила ее. Она, то открывала кран, и слышался шум льющейся воды, то начинала звенеть чашками или шуршать целлофановыми упаковками, в которые были завернуты продукты.
Анна Петровна, в отличие от дочери, привыкла рано вставать.
Чай, печенье, колбаса и конфеты «Каракум». Оля не хотелось завтракать, но мама настояла, — сказала, что скоро ей потребуются силы, и не нужно капризничать.
Позавтракав, они вышли из гостиницы и проехали несколько остановок в полупустом автобусе, вместе с другими сонными пассажирами.
Парк в усадьбе «Останкино» оказался тихим, безлюдным и загадочным. По такому хорошо бродить летом в жару, когда густые кроны деревьев нависают над аллеями, давая тень и прохладу. А в апреле дубы, вязы, березы и липы, истосковавшиеся за зиму по теплу, кажутся печальными и беззащитными. Деревья, как и люди, иногда тоже тоскуют. Шепчутся о чем-то с ветром и вздыхают, качая голыми ветками. Не грустят лишь ели — им всё равно, какая погода: пасмурно или солнечно, холодно или тепло.
Воздух пах хвоей и влажной землей. Рваные тучи застилали небо, и ветер не мог их разогнать.
После прогулки в парке, Оля с мамой пошли на экскурсию во дворец. На фоне нарядного фасада с рядами стройных белоснежных колонн поблескивали прямоугольники окон.
Анна Петровна и Оля купили билеты и вошли в здание. Они видели интерьеры особняка на фотографиях и открытках, и восхищались великолепием залов, украшенных лепниной, орнаментами и позолотой. В реальности те оказалась еще красивее и наряднее. Экскурсовод рассказала историю необыкновенной любви графа Шереметьева к крепостной актрисе Прасковье Жемчуговой, и Оле стало казаться, что они попали в сказку.
— У девочки рано обнаружились способности к музыке, и ее начали готовить для труппы крепостного театра, — рассказывала экскурсовод о возлюбленной графа. — Она дебютировала 22 июня 1779 года в роли служанки в опере Андре Гретри «Опыт дружбы». А на следующий год вышла на сцену в роли Белинды в опере Антонио Саккини «Колония, или Новое поселение» под именем Жемчуговой. Прасковья обладала красивым лирико-драматическим сопрано, хорошо играла на клавесине и арфе, знала итальянский и французский языки…