Под натиском этой силы исчезали все следы зловещего труда Омеги, каркас ремцеха, относительно тонкие стены, стропила и крыша остались нетронутыми божественным сиянием, которое поглощало все предметы, использованные в дьявольских целях.
Что, если самого пророчества недостаточно? — задался он вопросом.
В конце концов, не только смертные имели свой срок годности. Также сама история истончалась, забывалась со временем. Уроки канули в лету… правила толковали неверно… герои умирали…
Пророчества забывали, когда очередной виток будущего пожирал настоящее, доказывая, что все, принятое за абсолют, являлось истинным лишь отчасти.
Все твердят об окончании войны, но может ли быть конец злу? — гадал Бутч. Даже если у него получится, даже если он действительно был тем самым Разрушителем, что дальше? Безмятежная жизнь до скончания времен?
Нет, подумал он с уверенностью, от которой стало тревожно. Появится новое зло.
Такое же, что было раньше.
Или того хуже.
Глава 4
Женщина… ей нравилось так называть себя, отбрасывая свою истинную природу… стояла посреди толпы, ее возбуждал этот запах человеческого пота, крови и смертности. Их объединяла музыка, биты связывали тела в одну бьющуюся в едином аудио оргазме гирлянду, наполняющую танцпол, звенья побрякивали, когда они двигали бедрами, выгибали спины и руки в медленном, чувственном танце.
Она не двигалась и ее ничто не цепляло, она просто потягивала фруктово-алкогольную смесь через металлическую трубочку, не чувствуя ни сладости, ни крепости напитка.
Закрыв глаза, она отчаянно хотела поймать ритм музыки, проникнуться басами, уловить дрожь высоких частот. Хотела, чтобы к ней прижалось тело, хотела чувствовать ладони на своей талии и бедрах, пальцы, обхватывающие ее задницу, чувствовать член, вжимающийся в ее юбку. Губы на своем горле. Язык между ног. Она хотела дикого, безудержного траха.
Она хотела…
Женщина не осознавала, что опять сдается. Но наклонившись и поставив недопитый бокал на пол, она поняла, что собирается уйти. Снова. Гордо удаляется, лавируя между танцующими, мужчинами и женщинами что дышали, жили и умирали, выбирали и получали отказы. Она завидовала тому хаосу свободной воли, что был им доступен, с его последствиями, хорошими и не очень; всем иллюзорным целям, которые они никогда не достигнут; далеким горизонтам, к которым никогда не приблизятся; ценностям ускользающей красоты их закатов.
Учитывая, сколько она знала о вечных муках… а она знала многое… выяснилось, что земли отверженных — филиал ада на Земле, и она чувствовала, что мерзкая неудовлетворенность была связана с общедоступностью и вседозволенностью. Когда ты можешь иметь все, то вещи теряют свою ценность, еда в неограниченном количестве встает комом в горле, от нее тошнит, пропадает всяческий аппетит.
Продираясь сквозь толчею, женщина ловила на себе взгляды — с нее либо изначально не сводили глаз либо же она притягивала повторное внимание. Они пучили глаза и раскрывали рты, своим присутствием она оказывала неизгладимое впечатление, вызывая в головах химическую реакцию, перекрывающую все другие чувства.
Вернувшись в Колдвелл, она посмотрела на них, на них на всех, не только в этом клубе, но и в пробках, заполняющих магазины, офисы и дома. С жарким предвкушением искала в себе реакцию на любое из не озвученных приглашений, удовлетворяющий позыв, затрагивающих нутро, что стал бы кирпичиком в ее коллекцию, пенни, которого ей не хватало до одного доллара.
И ничего.
Потом она постепенно сокращала время пребывания здесь. А сегодня вообще решила уйти.
Черный вход в клуб был покрыт красными буквами, предупреждающими об использовании только «В СЛУЧАЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ». Женщина нажала на финальную кнопку и отступила назад. Когда взревела сирена, она зашагала прочь, по переулку, подняв лицо навстречу весеннему дождю, падавшему с грозовых туч.
На улице холодно? — задумалась она. Наверное, да, учитывая, что ее тело напоминало печку.
Шпильки цокали по грязному асфальту и лужам, периодически попадая на неровности. Когда она опустила голову, ветер смел ее волосы назад, словно ночь стремилась обеспечить ей ясный обзор, так добрый друг с жалостью и участием отнесся к ее депрессии.
Грохот музыки становился все тише, сменяясь тихим рокотом капель дождя, стекающих с пожарных лестниц, подоконников и бамперов брошенных автомобилей. Бродячий кот внезапно заголосил, но не получил ответ на свои потуги. Мимо понеслась полицейская машина — в погоне за преступником или, может, они спешили кому-то на помощь.