Дед выдохнул. И даже пот со лба утер. Такой складной и длинной байки я от него еще не слышал. А как он все это рассказывал? Я стал склоняться к тому, что деда на самом деле что-то очень сильно зацепило. Хотелось поскорее узнать, в чем же грех моего пожилого друга.
– Про Парамона Перфильича здорово. Роман писать можно. Только я никак нить уловить не могу. До меня не доходит, как твой грех о Парамона Перфильича запнулся?
– Да иди ты, – дед надул губу, отвернулся и снова смотрит на дальний лес.
– Я же понимать должен, что к чему. Тогда, может, и помогу. Рассказывай, как Парамон Перфильич с твоим, дед, грехом связан?
– Помогать он собрался. У вас, у молодых, у самих все сикось-накось. А туда же… Помощники нашлись. Чем тут поможешь?
– Не томи, дед.
– Ишь ты, прыткий какой! В моей голове все как-то взаимосвязано. А ты не услышал еще, а уже все путаешь. Я вот тебе рассказываю, а ты слушай. Может, чего и поймешь без книжки, а, так сказать, из эмпирического опыта, коей есть доказательство всякому философскому смыслу пребывания каждой твари в этом мире. Раз я тебе про Парамона Перфильича толкую, значит, в моей голове какая-то подоплека есть. А так бы стал я время тратить.
Дед нарушил закон не употреблять второй. Ой, сильно разобрало старика.
– Так, вот! Что я тебе могу сказать? Моя старуха меня стала собирать в этот самый санаторий, чтобы все мои органы подлечились. Рубаху нагладила, пиджак выдала. Волосы я подстричь к Вальке Шабалину сбегал. В бане помылся.
Утром перед зеркалом встал, хоть женись, хоть в гроб ложись. Чистый, прибранный. При костюме и новых ботах. В кармане денег – я отродясь таких не нашивал. Три пятерки, хрусткие, новенькие. Зачем я эти пятерки с собой взял? Для выпендрежу. Моя-то говорит: «Придешь там куда, так сразу-то не хватай. Приценись. А как поймешь, что цена добрая, так и деньги доставай. Чтобы чего не подумали, а сразу видели – не лыком шиты!» И то, думаю, в санаторье этом пивка легонького попью, того, что подороже. Мне Сашка привозил как-то. Темное, пенное, мягкое. Так, прямо, под сушеный бочок леща по горлу и катится. В общем, взял я деньги. И тут соображаю, как без отвальной-то? Чего про меня мужики подумают? Разрешил себе самую малость. И шасть со двора. Даром что ли пять тыщ у меня в кармане лежат? Сначала я простился с Генкой. Все чин чином. А кто его знает, какой врач в санатории той попадет? Потом заглянул к Сане Усову. Мы же с ним через мою-то родня. Троюродные кумовья. Потом же надо Марату спасибо сказать, с Вовкой Ворониным поручкаться, к Михаилу Павловичу заглянуть. Вот так вот. Не совсем помню, всех я обошел или сразу поехал, значит, в этот самый санаторий? Вот тут, друг ты мой сердешный, тоже закавыка выходит. Я вроде, как знаю, что я еще в деревне должен быть. А уже все – поехал. Сижу, значит, в автобусе, в котором старух в богадельню возят. А тут нас всех собрали, автобус украсили и повезли. Тут я тоже, понимаешь ты, вроде на ощупь все помню. Все у меня руки чувствуют. А вот в голове как будто туман какой. Вроде, по ходу дела я должен быть у Михаила Павловича в гостях, потому что я к нему и пошел. А я не в гостях. Сижу и еду в санаторий. Помню, когда я с мужиками попрощаться пошел, был весел и бодр. А еду в санаторий, и все болит, словно меня утюгом отходили. Но сижу смирно, покряхтываю только. Присматриваюсь, приглядываюсь, лишнего без толку не вякаю. Да и как в таком обществе вякнуть? Рот лишний раз стараюсь не открывать, так как с одной-то стороны у меня зубья, как у пропащей ондатры, три в ряд торчат. А с другой стороны как раз в этом месте дыра, будь она не ладная. Стало быть, в украшенном автобусе едем. Женщины все незнакомые. Видно уж, что и они век доживают, но расфуфырились, ити их мать. Кудри на газетках, наверное, накрутили. А что? Ни на каку другу хрень уже волосья не навьешь, выдернуться. Поморщены, конечно, как шестидневные обабки после дождя, но сидят важные. Глазами-то так и зыркают. Так и зыркают. К попу не ходи – разведенки да брошенки. Ну, какая замужняя баба от своего дома, хозяйства, мужика своего в санаторий попрется? Нет, я не против, если больная бабешка. Чего-то в ней там не ладно, худая, может, или с сердцем чего. Так оно понятно – поехала в санаторий изнутри себя подлечить. А эти-то? На этих еще пахать можно. Одна мимо меня протискивалась, как меня титехами двинула, думал, с кресла вылечу. Во-от.