— Мама? — Спрашиваю я, прижимая телефон к уху.
Я почти ожидаю, что за нее ответит какой-нибудь странный человек с замаскированным голосом, как какой-нибудь сумасшедший злодей из детективного фильма. Но именно ее голос разносится по всей линии, ясный как день.
— Дани, надо же, ты взяла трубку.
— Ну… да. Все в порядке? — Я хмурюсь, смущенная удивлением мамы. Если она не думала, что я поговорю с ней, почему она звонит? Затем мой желудок скручивается, и мои мысли сразу же переключаются на Бена. О боже. Теперь он член клана Живодеров. А Петр только что сделал что-то в отместку, чтобы отомстить за ночь, когда Михаил послал людей убить его и его семью.
— Пожалуйста, приди домой. Нам с твоим отцом действительно нужно с тобой поговорить.
Настойчивость в ее тоне превращает мою кровь в лед.
— Сейчас?
— Если возможно.
— Мама, ты меня пугаешь. С вами все в порядке?
— У нас все в порядке. Это Бен...
Мое сердце замирает, ладони потеют, когда она подтверждает мои худшие опасения. Это похоже на ту ночь, когда я побежала в клуб Михаила, потому что Бен был в опасности, только на этот раз это мои родители. И я им доверяю. Особенно, когда речь идет о чем-то столь серьезном, как жизнь или смерть.
— Давай поговорим об этом, как ты придешь?
— Я уже в пути.
Повесив трубку, я выхватываю из шкафа пальто и надеваю белые тенниски. Мгновение спустя я выхожу за дверь и останавливаю такси, хотя у меня заканчиваются деньги. На это уходит больше времени, чем обычно, и мое сердце колотится, когда я начинаю идти, не спуская глаз через плечо в поисках следующей приближающейся желтой машины.
Наконец один из них останавливается, и я сажусь на заднее сиденье.
— Куда, мисс?
Я произношу адрес родителей, и тут у меня падает живот.
— Сколько это будет стоить? — Спрашиваю я, прежде чем он отъезжает от обочины. Залезая в кошелек, я достаю то, что у меня есть, молясь, чтобы этого было достаточно. Обычно мне не приходится об этом думать. Оплата за проезд поступает прямо на кредитную карту моих родителей, когда я не еду на метро.
— Обычно от пятнадцати до двадцати долларов. — Говорит он, его глаза смещаются в сторону подозрительно, когда они встречаются с моими в зеркале заднего вида.
Я киваю и трясущейся рукой протягиваю свои последние двадцать, уверенная, что он захочет доказательств, что я могу заплатить теперь, когда я спросила об этом. Мне скоро нужно будет устроиться на работу. Но это проблема другого дня. Сейчас все, что имеет значение, это мой брат.
Таксист коротко кивает и не торопясь выезжает в изнурительную пробку. Подпрыгивая от волнения, я смотрю в окно, как ползут машины. Хотя я уверена, что это самый быстрый способ добраться до дома моих родителей, сегодня он кажется мучительно медленным.
— Пожалуйста, пусть с Беном все будет в порядке, — тихо умоляю я.
Поход к ним сейчас ничего не изменит. Я уверена в своем решении быть с Ефремом и очень сомневаюсь, что они передумали пускать меня к нему. Но как бы я ни злилась на Бена, я бы сделала все для своего брата. Даже преодолела бы пропасть, образовавшуюся между мной и моими родителями.
Наконец, когда такси останавливается перед их домом, я проверяю общую стоимость проезда и роюсь в кармане в поисках мелочи. Сейчас каждая копейка на счету, и когда я роняю несколько монет, спеша заплатить, я все равно наклоняюсь, чтобы их подобрать.
— Спасибо, — говорю я, выпрыгивая из такси, как только расплачиваюсь.
Я прохожу мимо охранника моих родителей, Хэнсона, с самым предварительным приветствием. Затем я вбегаю в дом, не дожидаясь приглашения.
— Мама? Папа? — Зову я, как только вхожу в дверь.
— Здесь, — говорит моя мама из гостиной, ее голос прерывается.
И когда я поворачиваюсь к ним лицом, у меня падает живот. Они оба сидят на темном кожаном диване в гостиной, папина рука обнимает мою маму за плечи. Они встают, чтобы поприветствовать меня, их лица одновременно удручены и испытывают облегчение.
— Дани, — выдыхает мой отец, сокращая расстояние между нами и крепко прижимая меня к себе.
Когда моя мама подходит к нам, он обнимает ее, и от теплого приема у меня на глазах наворачиваются слезы. Прошло много времени с тех пор, как мои родители проявляли ко мне такую открытую привязанность. Мои эмоции застают меня врасплох, и я внезапно чувствую себя подавленной. Вся боль от потери родителей обрушивается на меня одновременно, образуя толстый комок в горле.
Рыдание срывается с губ моей мамы, и она сжимает меня крепче, пока я стою шокированная.
— Мы скучали по тебе, — шепчет папа, его голос тоже плачет.
— Я тоже скучала по вам, — шепчу я, отмечая, что папа скорее всего думал, что я больше не буду скучать по ним. Но я не понимаю, как они могли подумать, что что-то изменилось, если только… — Что происходит? Что случилось с Беном? — Нажимаю сейчас, когда нахожусь с ними в комнате. Я больше не могу терпеть незнание.
— Он зашел в тупик. Вот что, — хрипит папа. — Мы просто не можем позволить обоим нашим детям капризничать прямо сейчас.
— Что ты имеешь в виду? Когда мы в последний раз разговаривали, это звучало так, будто ты думал, что Бен наладил свою жизнь. — Я знаю, что он общается с плохой компанией, но до того, как я уехала, мои родители были непреклонны в том, что у Бена все в порядке и что работа на Михаила Сидорова - лучшее, что могло с ним случиться. И все же, хотя кажется, что их глаза наконец-то открылись для перемен, которые я вижу, и для меня огромное облегчение узнать, что он все еще жив. Он не был увлечен тем, что Петр запланировал на прошлые выходные.
Папа покачал головой и теперь держит меня на расстоянии вытянутой руки.
— Давай сядем.
Я следую за ними в гостиную, беру мягкий стул и предоставляю им занять диван, на котором мы с Беном за эти годы вместе выносили столько лекций. Опираясь локтями на колени, отец сплетает пальцы и серьезно смотрит на меня.
— Твой брат вел себя безрассудно и беспорядочно на прошлой неделе, — серьезно говорит он.
Ладно, значит, они не могут знать всего, если он отслеживает поведение Бена всего неделю назад. Но я молчу, любопытствуя и нервничая, ожидая узнать, что он сделал сейчас.