В одно мгновение я возвращаюсь в Россию, к своей семье, к моим братьям, плачущим, когда власти пришли, чтобы увезти меня в тюрьму, к моей матери, снова и снова со слезами на глазах извиняющейся за то, что мне пришлось сделать, чтобы защитить ее. Иногда защита людей, которые мне дороги, означает отказаться от всего.
В России я сделал это без колебаний, без малейшего угрызения совести, потому что моя мать нуждалась во мне, а мои братья нуждались в моей матери. И я бы сделал то же самое для Петра. Моя жизнь принадлежит ему, и я пожертвую своей свободой, своим телом, своей душой, всем, что я могу отдать, чтобы защитить его.
Но потерять Дани? Это худшее, что когда-либо случалось со мной.
— Я все исправлю, — клянусь я. — Дани должна знать правду, даже если ей нужно время, чтобы горевать, прежде чем я смогу до нее достучаться.
— Ты хороший человек, Ефрем, — уважительно говорит он. — Я рад, что ты есть у Дани. — Я люблю ее, как свою родную сестру, и она заслуживает не меньше, чем такого благородного человека, как ты.
Глубоко тронутый его словами, я опускаю взгляд в пол в молчаливой благодарности.
17
ЕФРЕМ
Когда я завершаю свои вечерние обязанности по охране перед домом Петра, и когда я не наблюдаю его эмоциональную реакцию на мое обвинение, моя уверенность в невиновности Петра колеблется. Потому что слишком многое указывает на его мотивы убить Бена. Но если я собираюсь убедить Дани в своей невиновности, я должен поверить, что Петр говорил мне правду. Все, что я могу сделать, это надеяться, что он не был таким безжалостным.
Я дал Дани столько места, сколько могу вынести. Закончив вечернюю смену, я направляюсь к ней домой. Я надеюсь, что ей удалось остыть и она сможет видеть вещи более ясно с тех пор, как мы разговаривали в последний раз. Или, по крайней мере, она будет более охотно меня слушать.
Моя прогулка напоминает ту первую ночь, когда я проходил мимо дома Дани и остановился, чтобы понаблюдать за ней через окно спальни. И когда я останавливаюсь под тем же высоким деревом на дальней стороне улицы, я вижу ту ночь с совершенной ясностью в своем сознании.
Чего бы я не отдал, чтобы вернуть нас к той ночи. Найти способ изменить ситуацию, чтобы Дани вообще не пришлось терять брата. Кажется, недостаточно сказать Дани правду, сказать ей, что она потеряла Бена, но не должна терять и Петра.
Она и меня не должна терять.
Я - жалкое утешение по сравнению с ее братом, и я это знаю. Но я с нетерпением жду момента, когда смогу снова обнять Дани, когда я смогу утешить ее, как я так отчаянно хотел в день его смерти.
Сегодня вечером я пришел раньше, чем в первый раз, чтобы присмотреть за ней. Но теперь, когда наступила поздняя осень, здесь так же темно, как и в ту ночь. Охранник семьи стоит впереди, его глаза сосредоточены на улице, высматривая любые потенциальные угрозы, и впервые я задаюсь вопросом, не могло ли убийство Бена быть политическим.
Политические баталии редко затрагивают членов семей политиков, но я думаю, что это не является чем-то неслыханным. Это помогло бы мне успокоиться по поводу причастности Петра.
Обдумывая такую возможность, я считываю ситуацию на фоне своего дерева, зная, что мне придется немного подождать. Я не могу подойти к входной двери, как любой другой знакомый, пришедший выразить соболезнования.
Охрана, скорее всего, остановила бы меня на месте. Особенно, если Дани и ее семья считают, что Петр несет ответственность за убийство Бена. И если Дани так считает, то почему ее семья не думает так же? Нет, я уверен, что мне не будут рады в доме Ришелье, как и в лучшие времена.
Окна светятся мягким золотистым светом, который выглядит теплым по сравнению с настроением скорбящей семьи, и я задерживаюсь взглядом на окне спальни Дани, надеясь мельком увидеть ее.
Мое внимание привлекает движение в гостиной, когда туда входит семья. К своему крайнему ужасу, я наблюдаю, как Михаил Сидоров следует за Дани и ее отцом в гостиную. Сцена разворачивается передо мной, как немой фильм ужасов, наполняя меня чувством обиды и предательства, когда я наблюдаю, как человек, вызвавший столько насилия и конфликтов, чувствует себя как дома в их гостиной.
Кажется, он чувствует себя совершенно непринужденно, словно привык к теплому приему со стороны семьи Ришелье, и от этого у меня вскипает кровь. Когда я смотрю на это таким образом, я обречен на провал с самого начала. Семья Дани никогда бы не подумала впустить меня в свой дом. Так что, конечно, как только Дани смогла настроиться против меня, она находит утешение в человеке, который представляет собой все, чем я не являюсь.
Он богат, утончен, и готов на все, каким бы отвратительным оно ни было, чтобы получить то, что хочет.
Мгновение спустя входит мать Дани с подносом и напитками. Михаил принимает стакан чего-то похожего на виски и откидывается на спинку стула напротив Дани. Его внимание переключается на нее, его глаза жадно задерживаются на ее лице, пока Дани забирает у мамы стакан.
Я впадаю в ярость, поскольку она, кажется, чувствует себя совершенно непринужденно с ублюдком, который всего несколько недель назад чуть не сломал ей руку и использовал ее как живой щит. Человек, который пытался убить не только Петра, но и его жену и дочь. Сильвия одна из лучших подруг Дани. Она была добра и открыта к Дани, и меня шокирует то, что Дани так хочет сидеть в одной комнате с Михаилом после всего, что он сделал.
Даже если она считает, что Петр несет ответственность за смерть Бена, предательство Сильвии самой Дани кажется совершенно несоразмерным. Сердце у меня колотится, я наблюдаю за разворачивающейся сценой, желая услышать то, что Михаил говорит о себе.
Прошло немного времени, прежде чем Дани отставила стакан и извинилась, словно принося извинения, прежде чем выйти из комнаты и подняться наверх. Я испытываю сильное облегчение, видя, что она вне досягаемости Михаила, хотя меня беспокоит то, что он вообще находится в ее доме.
Подобно сталкеру, которым она так игриво называла меня, потому что я был инициатором наших отношений, я наблюдаю за Дани, когда она появляется в своей спальне наверху и двигается, готовясь ко сну. Приятно видеть, что она ведет себя как нормальный человек. Увидев, какой разбитой она выглядела в день смерти Бена, я не был уверен, что она сможет.