Я должна быть благодарна, что мои родители позволили мне вернуться в свою жизнь с распростертыми объятиями. Потому что они единственное, что держит меня сейчас в целости и сохранности. Поскольку поток скорбящих сошёл на нет, и я вернулась к своему распорядку жизни в доме своих родителей, я обнаружила, что могу прожить день в школе без постоянной отупляющей агонии.
Я все еще скучаю по Бену всеми фибрами своего существа. Но теперь, когда осозналась реальность его смерти, я полна решимости, что он умер ни за что. Его смерть стала тревожным звонком, который мне нужен, чтобы вернуть свою жизнь в нужное русло. И я намерена что-то из этого сделать. Ради него.
В кармане гудит телефон, и я достаю его, проверяя идентификатор звонящего. Мое сердце замирает при виде знакомого имени, мелькающего на экране.
Сильвия звонит мне.
Это уже третий раз на этой неделе.
Слезы жгут мои глаза, когда я снова отклоняю ее звонок и засовываю телефон в задний карман. Затем я спускаюсь по ступенькам и поворачиваю к студенческой парковке.
В эти дни не нужно многого, чтобы сбить меня с толку. Я чувствую, что цепляюсь за свое здравомыслие на волоске, и такая простая вещь, как телефонный звонок, заставляет меня чувствовать, что мир рушится на меня. Я не знаю, когда, если вообще когда-нибудь, я смогу снова поговорить с Сильвией. Ее потеря стала еще одним разрушительным результатом убийства Бена. Тем не менее, я не могу заставить себя встретиться лицом к лицу с кем-то, кто так тесно связан с людьми, ответственными за его смерть.
Не то чтобы я винила Сильвию.
Она никогда бы не оправдала Петра, сделавшего мне что-то настолько болючие. Даже если мой идиот-брат ей угрожал. Сильвия не такая. В ее теле нет жестоких костей. Но от этого думать о ней не легче. Потому что, когда я это делаю, мне приходится думать о Петре.
И Ефреме.
И это слишком больно.
Необъятность того, насколько я одинока, поглощает меня. Я знаю, что мои родители любят меня, но у них слишком много дел, чтобы удовлетворить мои потребности. И без Сильвии, без Петра, без Ефрема, без Бена... Я потеряла всех самых близких мне людей. Людей, которым я когда-то могла довериться.
Мне не нужно много времени, чтобы добраться до своей машины, и я сажусь за руль своего спортивного красного BMW, готовая вырваться из водоворота мыслей и попытаться прочистить голову. Я позволяю дороге вести меня, пока я пересекаю границу штата в Нью-Джерси, а затем снова пересекаю границу в Нью-Йорк.
Погруженная в свои мысли, я в мгновение ока добираюсь до государственного парка Гарриман и паркую машину. Затем я роюсь в рюкзаке в поисках фотоаппарата. Прошло слишком много времени с тех пор, как я погружалась в природу и обретала покой, занимаясь любимым делом.
Повесив пленочную камеру на шею, я направляюсь в заповедник, глубоко дыша и пытаясь очистить свой разум. Держа камеру близко, я осматриваю лес вокруг себя в поисках чего-нибудь достойного фотографии.
Сейчас настолько холодно, что земля покрыта тонким инеем, а голые деревья блестят, словно одеты в расшитые белыми блестками вечерние платья. Это захватывает дух. Это то, чего я не могу получить в городе- мирную тишину глубоко спящего мира, окутанного холодными признаками зимы.
Не торопясь, я иду по тропе, останавливаясь, чтобы сделать снимки, которые трогают мое сердце. И пока я иду, воспоминания проникают в мой мозг. Воспоминания о Ефреме, когда он присоединился ко мне здесь.
И вдруг красота замерзшей природы вокруг меня становится опустошающей. Мой взгляд останавливается на том месте, где Ефрем поцеловал меня, на поляне, на которую он меня затащил, чтобы впервые прикоснуться ко мне.
Рыдание застревает у меня в горле, когда я думаю о том, как много он у меня забрал.
Начиная с моего первого оргазма с мужчиной и заканчивая потерей девственности, Ефрем не требовал от меня очень многого, и в то время забрал все, я видела, и его волнение от всего этого, и того, как он заставлял меня чувствовать себя такой живой, такой безопасной, такой желанной.
Неделю назад я думала, что люблю его.
Но теперь я ненавижу его так сильно, что мне хочется кричать.
Он должен был быть моим защитником.
Но вместо этого он забрал у меня все.
Он брал, брал, брал, а я так охотно отдавала ему части себя, не задумываясь. Я преподнесла ему свое сердце на серебряном блюде. Я ему полностью доверяла. И он никогда не давал мне повода сомневаться в нем.
Он должен был заботиться обо мне, но, когда дело дошло до этого, он позволил Бену умереть, прекрасно зная, насколько важен для меня мой брат. Он видел, как я росла, видел, насколько мы с Беном близки. Знал, что мой брат был не просто моим кумиром, но и лучшим другом до того, как появилась Сильвия.
И даже если не Ефрем нажал на курок, я никогда не смогу простить ему того, что он сделал.
Тяжело повесив камеру на шею, я покидаю тропу и иду сквозь деревья. Желая найти дерево, к которому он прижал меня, завладев моими губами, моим телом.
Я не понимаю, как мужчина, который мог быть со мной таким нежным и осторожным, в то же время позволил Бену умереть. И для чего? Да, Бен вел себя глупо. И я понимаю, почему Петр на него рассердился. Я с трудом могла понять поведение моего брата в последние несколько месяцев.
Но какой цели могла бы послужить его смерть, чтобы она стоила той агонии, которую я испытываю из-за его потери?
Присаживаясь на холодную твердую землю у основания нашего с Ефремом дерева, я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками. Я потеряна и невероятно одинока. Я больше не вижу направления своей жизни. Все, что я знала неделю назад, вдруг оказалось неверным. Люди, которым я больше всего доверяла, стали моими врагами.
Мужчина, которого я любила, предал меня.
— Бен, ты мне нужен, — прерывисто шепчу я.
Затем я прижимаюсь лбом к коленям и плачу.
19
ЕФРЕМ
Я внимательно наблюдаю, как Дани выходит из художественного здания своей школы. Одетая в темные джинсы, облегающие ее спортивные ноги, мятно-зеленое вельветовое пальто на шерстяной подкладке, которое соответствует ее яркому стилю, а также радужную шапку и шарф, она одета для холодного дня.