— Со мной все в порядке, госпожа, — уверяю я ее.
Кивнув, она тяжело сглатывает и обращает внимание на Ислу, чьи рыдания утихли, хотя она все еще отчаянно цепляется за отца. Выражение лица Петра искажено, пока он медленно водит рукой вверх и вниз по ее спине.
— Живодеры никогда еще не были так готовы атаковать средь бела дня.
Темный тон моего пахана таит в себе дурное предчувствие, от которого у меня покалывает позвоночник. Он дошёл до конца своей верёвки. И понятно, что попытка Петра усмирить Живодера работает не лучше, чем возмездие.
Михаил приближается к нам со всех сторон, и, насколько я знаю, Сильвия надеялась, что мы сможем избежать войны, но с того места, где я сижу, это начинает казаться единственным ответом.
26
ДАНИ
— Я дома! — Оповещаю я, бросая ключи в миску возле двери и поворачиваясь, чтобы подняться по лестнице в свою комнату.
— Дани, ты не зайдешь сюда на минутку? — Вежливо спрашивает моя мама. Я начинаю понимать, что мои родители оба сидят в гостиной, на кожаном диване, на котором мы с Беном услышали столько лекций за эти годы.
— Конечно, — признаю я, пытаясь скрыть свое замешательство. Они никогда не сидят и не разговаривают в гостиной. Это пространство обычно отводится для долгих родительских лекций и используется как гостиная, когда к нам приходят гости. — Как дела? — Спрашиваю я, садясь на край стула напротив них.
— Мы с твоей мамой поговорили, дорогая, и начинаем по-настоящему беспокоиться за тебя, — мягко говорит папа. Его волосы сейчас почти полностью седые, и за последние несколько месяцев они резко изменились, я думаю, из-за стресса, вызванного выборами, вдобавок ко всем переживаниям и потерям, которые он перенес из-за своих детей.
— Обо мне? — Я хмурюсь. — Но я каждый день прихожу домой рано. Я продолжаю учиться… Я даже больше не провожу время с семьей Велес. Почему вы беспокоитесь обо мне?
— Именно поэтому, Дани. — Говорит мама с серьезным выражением лица. — Ты больше не делаешь ничего, что раньше любила делать. Ты не проводишь время с друзьями. Ты уже несколько недель не ездила в природные парки фотографировать…
Я не осмеливалась на это после нервного срыва, когда в последний раз пыталась посетить государственный парк Гарриман.
— Ты слишком изолирована для девушки твоего возраста. Ты не должна все время запираться в своей комнате и прятаться. Это вредно для здоровья, — добавляет папа, и беспокойство оставляет глубокие морщины на его лице.
— Я в порядке. Правда, — настаиваю я. — У меня просто не было много времени из-за занятий и все такое. — Это неубедительное оправдание, и я это знаю. Я слышу их беспокойство.
Я не вижу выхода из тьмы, поглощающей меня целиком. Люди в моей жизни, которые раньше приносили мне радость, теперь полны недоброжелательности - Ефрем, Петр, даже Сильвия. А с уходом Бена мое искусство почему-то кажется бессмысленным. Я пыталась взять себя в руки, ради Бена, жить, потому что он не может. Но после нескольких недель попыток найти цель своей жизни я просто не уверена, что найду ее.
— Мы просто не хотим тебя потерять, — мягко говорит мама. — Мы уже потеряли одного ребенка. И очевидно, что ты не оправляешься от смерти Бена.
— Мы пытаемся сказать, что думаем, что тебе пора выйти из дома и найти что-то, что оживит тебя. Может быть, свежий воздух, хорошая компания, новый друг пойдут тебе на пользу. — Ободряюще улыбается папа.
— Если ты намекаешь на то, чтобы я проводила больше времени с Адамом Пейджем или кем-то в этом роде, то мне это не интересно, — категорически заявляю я, чувствуя скрытую мотивацию под нежным толчком моего отца.
— Адам Пейдж? Нет, нет. Он достаточно хороший мальчик, но недостаточно взрослый для тебя, — настаивает папа, и я немного расслабляюсь, испытывая облегчение от того, что, должно быть, неправильно его поняла.
— Михаил Сидоров, с другой стороны, уважаемый бизнесмен, джентльмен, и мы считаем его достойным твоего внимания и хорошей отправной точкой, если ты хочешь… вернуться в строй отношений, так сказать. — Нагло заявляет мама.
— Что? — Должно быть, я ослышалась.
— Я знаю, что может быть трудно снова думать о любви, когда человек, о котором ты заботилась, оказался таким плохим человеком, но я не хочу, чтобы ты теряла надежду, дорогая. Есть хорошие мужчины. У тебя очень открытое сердце. Не хочется, чтобы ты думала плохо обо всех. — Объясняет она с сочувствием на лице.
— В строй отношений? — Спрашиваю я, шокированная ее заявлением.
— Да, только… может быть, на этот раз ты будешь более восприимчива к нашим советам, — уклоняется папа. — Но в этом смысле, если бы тебя интересовал кто-то вроде Михаила…
— Почему, черт возьми, меня должен интересовать Михаил? — Требую я.
— Ну, он обратился к нам с идеей встречаться с тобой. Я знаю, что ты ему интересна, и ему бы хотелось потратить больше времени на знакомство с тобой. И я думаю, это была бы хорошая идея. — Говорит папа, и на его губах расплывается редкая улыбка.
— Ты, должно быть, шутишь, — огрызаюсь я, вскакивая со стула.
— Даниэль, язык — Задыхается мама и ее лицо искажается.
— Нет, серьезно. Насколько я понимаю, Михаил так же плох, как и Петр Велес. На мой взгляд, он все равно что убил моего брата, твоего сына. — Слова хлынули из меня потоком прежде, чем я успела их подвергнуть цензуре или подумать, насколько они мудры. Я держала свое мнение о Михаиле под замком от отца, потому что знаю, что он чувствует, и не хочу доводить его до сердечного приступа.
Но теперь, когда они вышли, я не могу остановиться.
— Михаил взял Бена под свое крыло, что подвергло Бена опасности. Знаете, он не невиновен во всем насилии, творящемся вокруг Братвы Велеса. Возможно, ему хотелось бы притвориться, что он не общается с теми сомнительными друзьями, с которыми Бен проводил время перед смертью, но, если вам нужна правда, Михаил Сидоров - это тот, кто управляет всеми их необдуманными проявлениями насилия. Он организатор, русская мафия, как и Велес, в своем клане.
В комнате наступает гробовая тишина, когда я стою, сжав кулаки и тяжело дыша, наконец перекладывая свое бремя на родителей. И теперь, когда я это сказала, я знаю, что не могу взять это обратно. Я только надеюсь, что я не подтолкнула отца к аневризме.