— Джейн, — тихо произнес Мэтью, привлекая бедняжку к себе и защитным жестом накрывая своими большими ладонями ее хрупкие кисти. — Все хорошо.
Джейн кивнула и прижалась к графу, вдыхая аромат его недавно постиранной рубашки и доносящегося от кожи запаха одеколона. Она продолжала дрожать, даже когда Мэтью еще крепче сжал ее в своих объятиях.
— Уйдите, Терстон, — жестко приказал он. — И если вы снова приблизитесь к ней, я убью вас. Вы меня поняли?
Уголком глаза Джейн заметила, как старый граф скользнул прочь, скрывшись в тени. Дрожь все еще сотрясала тело несчастной, и Уоллингфорд успокаивающе поглаживал ее спину своей огромной ладонью. Джейн зарылась лицом в его большую грудь.
— Спасибо, — прошептала она. — Тысячу раз спасибо!
— Он не причинил вам вреда?
Джейн отрицательно тряхнула головой, и Мэтью наконец выпустил несчастную из своих объятий, чтобы удостовериться, что она действительно цела и невредима.
— Боже, Джейн, что же…
— Пожалуйста, не спрашивайте, — прошептала она, сгорая от стыда.
Кивнув, Мэтью в задумчивости пробороздил пальцами свои волосы:
— Я так рад, что наткнулся на вас именно сейчас!
— Я тоже, — отозвалась Джейн. Она принялась растирать руками плечи, словно пытаясь отогнать холод и страх, которые все еще пронизывали все тело. В этот момент она наконец–то заметила, каким пепельно–серым было лицо Мэтью, на котором застыло мрачное выражение.
— Понимаю, что это не лучшее время, Джейн, но умоляю вас: если вы та, за кого я вас принимаю, пожалуйста, поедемте со мной!
В другое время Джейн посмеялась бы над подобной самонадеянностью, но такие страдание и мольба застыли в его взгляде, с такой беспомощностью он комкал записку в руке…
— Только не подумайте ничего дурного, это не приглашение для… — Граф вспыхнул и отвел взгляд. — Речь идет о моей сестре, Джейн. Она больна. Вы нужны мне — нужны ей.
По глазам Джейн было заметно, какие сомнения бушуют в ее душе. Несчастная колебалась, не зная, стоит ли ей признаваться в том, что именно она была той самой медсестрой. Бедняжка не могла собраться с мыслями, ее по–прежнему терзал страх от встречи с Терстоном. Но Уоллингфорд не лгал, с его стороны эта просьба не была хитрой уловкой, которая заставила бы Джейн покориться его воле. Это была истинная правда.
Сара. Мэтью был нужен сестре. Обычно граф никого и ни о чем не просил, но теперь, при всей серьезности ситуации, у него не было иного выхода. Прекрасно понимая, какой ужас пришлось только что пережить Джейн, Уоллингфорд молил ее о помощи.
Все произошло так стремительно, что Мэтью все еще не мог собраться с мыслями и усмирить эмоции, вызванные некрасивой сценой, свидетелем которой он только что стал. Когда Уоллингфорд наткнулся на Терстона, пытавшегося изнасиловать Джейн, им овладело инстинктивное желание задушить старого ублюдка. Воспоминание об этом кошмаре заставило его кровь снова закипеть в жилах. Граф мечтал обнять Джейн и снова прижать ее к себе, но вместо этого лишь протянул ей смятое в волнении письмо.
— Это записка от ее медсестры. — Мэтью поднял послание вверх, чтобы Джейн было удобно прочитать. — Сара заболела, и решено было послать за мной. У нее хрупкое здоровье, и теперь… Я должен ехать, и мне бы хотелось, чтобы вы отправились со мной — надо позаботиться о ней.
— Здесь поблизости есть врач? Городок Бьюдли располагается по соседству, не так ли?
— Да, тут есть один врач, но я не позволил бы ему приблизиться даже к собственной собаке. — Мэтью осторожным, доверительным жестом взял ее за тонкое запястье. — Пожалуйста, — с трудом повторил он, словно это слово заржавело от нечастого использования. — Она так больна, так слаба. Джейн…
Кивнув, она дала понять, что согласна, и непомерный груз в это же мгновение свалился с плеч Мэтью.
— Мне нужно сообщить леди Блэквуд, — пробормотала Джейн, и ее юбки зашуршали мимо графа.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они наконец–то двинулись в путь. Когда дверца кареты захлопнулась, Мэтью вдруг осознал, что с момента получения письма, вызывающего его домой, прошло всего несколько минут.
«Сара! Бедная милая Сара!» — с волнением думал Уоллингфорд. Сестре было всего семнадцать, и у нее был разум ребенка. Вместо того чтобы мечтать о балах, платьях и свадьбах, она гонялась за бабочками с сачком и думала только о куклах и приглашениях на чай. Сара была единственным человеком во всем мире, в любви к которому он мог безоговорочно признаться.
И мысль о том, что она заболела, возможно весьма серьезно, терзала душу графа.
— Далеко до вашего имения? — осведомилась Джейн, отвлекая его от мрачных мыслей.