ё печально и даже, как будто, виновато. Но ничего не сказал в ответ. - ...А ещё лешие и кикиморы, - совсем тихо прошептала девочка. Ей отчего-то стало страшно. Но шёпот её был так тих, что никто её не услышал. Ступени на спуске со станционной платформы были старые, из деревянных досок, по торцам обитых пластинками подржавленного временем железа. Семейство предусмотрительно обулось в сапоги (в вагоне ещё, перед самым выходом на станцию... до этого-то были в лёгких ботинках, ведь долгий путь в сапогах не удобен, ох как неудобен). Каблуки, как на подбор - плотной резины (разве только у сонного ещё мальчика синие, детские сапожки были для тихого шага, с подошвой на белой, пружинящей микропоре), простучали по мокрым, тёмным доскам отрывисто и дробно. Они отошли шагов на десять от станции... и одновременно, не сговариваясь (и где уж там сговариваться... не то настроение) остановились в разом нашедшей на них нерешительности у начала тропинки, уходившей в глубину серого, затянутого туманом леса. Мальчик чихнул и окончательно проснулся. - Мы уже приехали? - спросил он. - Приехали, но ещё не пришли, - ответил отец. - Вот сейчас лесом напрямик... - Дима, - у тебя вечно куртка расстёгнута, - мать подошла к мальчику и подняла замок "молнии" почти до самого ворота. - Ну! - недовольно воскликнул мальчик. - Не капризничай! - мать поправила ему воротник куртки. - Не хочу! И так жарко! - Не капризничай, кому сказала. Девочка, не обращая внимания на возню родителей с братом, смотрела неотрывно на стоявший неподвижно туман, на едва заметный, прорезанный в массиве леса тропинкой проход и казалось, что взгляд её схвачен чем-то неведомым, неразличимым пока в темнеющей, притихшей чащобе, но это нечто обретает власть, тихо, незаметно и неотвратимо притягивая к себе сначала взоры, а потом и шаги путников, забредший в странные эти края. - ...И успокойся. А то Баба-Яга тебя в лесу... "Там не Баба-Яга" прошептала девочка. - Коля, ну пошли уже! - взмолилась мать. - Чего мы здесь стоять? Дети и так устали с дороги... Сколько идти? - Пошли, - согласился отец. - Минут десять, вроде... Или чуть больше. Но ответил он не слишком уверенно. Как будто и ему почудилось что-то... - Да нет, ерунда, - сказал он. Поправил съехавший на бок тяжёлый рюкзак, откашлялся, выбросив струйку пара в промозглый воздух - и решительно двинулся вперёд, в сторону леса. - Нет, это неспроста... Егерь подвёл участкового к осыпанной серебристыми каплями утреннего дождя ели и осторожно раздвинул ветви, так, чтобы холодные брызги с намокших иголок не посыпались ненароком им на головы. - Вот, Николаич... - Здесь ты его нашёл? - спросил участковый и, не выдержав напряжения, опасливо попятился назад. - Здесь. Егерь показал на неглубокую ложбинку между выступивших из земли тёмных узловатых корней. - Здесь и лежал... Да ты не дёргайся так. Увезли уже мертвяка давно. Сразу как нашли - так из района приехали. А ты чего интересуешься? Егерь осторожно отпустил тяжёлые еловые лапы, вытер ладони о куртку и потянулся в карман за сигаретами. - Этим в районе занимаются. Тебе-то чего? Участковый сглотнул слюну, стараясь задавить подступившую к горлу рвоту, и, успокоившись немного, ответил: - Мой же участок... "Живу тут... и родители тут..." добавил он мысленно. - Давай по деревням, что ли, пройдёмся, - неуверенно и даже с какой-то робостью предложил участковый. И, качнувшись, на шаг отошёл от дерева. - Плохо тебе, Николаич? - участливо спросил егерь. Размашисто чиркнул спичкой по мятому, сплющенному коробку; закурил и, подержав секунду в лёгких дым, со свистом выдохнул его в холодный, на палых листьях настоянный воздух. Участковый не ответил. Он провёл ладонью по глазам, словно отгоняя подкравшийся морок. - По деревням - это можно, - согласился егерь. Он обнял участкового за плечи и тихо, осторожно повёл его к краю поляны. - Постой вон там, - шёпотом, будто с больным разговаривая, сказал егерь. - Там ручеёк есть... если рвота пойдёт - так в воду хоть... Участковый подошёл к ручью, встал на колени, сдвинул на затылок фуражку, и, зачерпнув ладонью, плеснул воду в лицо. И вода эта на мгновение показалась ему кипятком... - Ох ты... Егерь стряхнул пепел на траву и задумчиво посмотрел в низкое, едва не над головой висящее небо. - Думаешь, мне тогда легко было? Да нет, не легко. Тоже, покачало малость. Хотя, конечно, не так было плохо, как тебе сейчас. Я, может, к крови больше привык... Нет, правда! У нас тут, особенно в охотничий сезон, такое творится... Да и не в сезон тоже... Понаедут без лицензий... Нет бы, волков отстреливали. Вот в прошлом году, в декабре, сеголетка у Тимофеева оврага подстрелили. Я к ним, дескать, почему это... А они меня - матом. Правда, водки потом налили... Да, всякие тут дела бывают... А тебе, Дмитрий Николаич, смотрю, в новинку. Не привык... Да и хорошо, что не привык. Так? Участковый в ответ лишь махнул рукой, и тут же схватился за тонкий ствол росшей у ручья рябины, чтобы не потерять равновесие. - И не говори, - ответил он, платком вытирая лицо. Потом встал, посмотрел грустно на мгновенно вымокшие в траве брюки, и подошёл к леснику. - Не могу... Я в морг ездил, на опознание. В районе думали - местный. Меня и вызвали. - И как? - спросил егерь. - Никак, - ответил участковый. - Там месиво, крошево кровавое... Как опознаешь? Да я и... Участковый икнул от вновь подступившей, липнущей к горлу тошноты. - В обморок грохнулся? - егерь усмехнулся. Участковый кивнул в ответ. - Ну, что ж... И так бывает... Егерь бросил сигарету на землю и тщательно затоптал каблуком. - Так, Николаич, чего по деревням-то ходить? Подозреваемых искать, свидетелей? - Да где там! - участковый резко провёл ладонями по коленям, отряхивая их от налипших листьев. - Какие тут свидетели? Какие подозреваемые? Бабка Евдокия с Любавино? Или Старинов со Озерков? Алкаши тут, конечно, есть, но семнадцать трупов... - Так чего ходить? - Предупреждать будем, - пояснил участковый. - Пускай по домам сидят, если кому жизнь дорога. Егерь задумался на минуту. - А меня лес - работа. Так ведь, Николаич... Егерь медленно, словно в тяжёлом раздумье, снял с плеча ружьё. Понял его стволом вверх. Пальцем провёл по прикладу. Огляделся по сторонам и, переломив сухо щёлкнувший сдвоенный ствол, загнал в него патроны. - Ну мне-то можно... ходить... - Хрен его знает,.. - неуверенно ответил участковый. - Кто его знает, что за тварь тут появилась... Маньяк, наркоман? Как думаешь, Михал Фёдорыч? - Всё может быть, - ответил егерь. - Всякие тут ходят, за всеми не углядишь... Но, сдаётся мне, Николаич, мы с тобой этого типа пока не встречали. Потому и живы до сих пор. Участковый вздохнул, сдвинул фуражку на лоб и, быстро перекрестившись, пошёл к стоявшему на краю поляны служебному "уазику". У машины он вдруг остановился, будто только сейчас вспомнив что-то очень, очень важное и, повернувшись к всё ёще стоявшему в полной неподвижности, с ружьём наперевес, егерю, спросил: - Слышь, Михал Фёдорыч... Егерь не пошевелился. Он всё так же стоял и смотрел. Прямо перед собой. Участковый не мог видеть его глаз, но был отчего-то уверен, что сейчас они стеклянные, безжизненные, пустые. - Слышь... А чего крови там нет? - Где? - ровным, почти механическим голосом переспросил егерь. - У дерева... Где эту... этого... ну в общем, где нашёл ты... - Впиталась, - ответил егерь. - Здесь лес... земля быстро впитывает... быстро... Лесная тропинка, по счастью, оказалась довольно широкой и почти всё время шла на возвышении, была хорошо натоптанной, плотной ("видно часто тут от станции ходят" подумал отце "но почему сейчас никого не видно? не такое уж и ранее утро уже..."), отчего едва пропиталась дождевой водой, была не скользкой и не разбрёдшейся в серо-жёлтое глинистое тесто. - А мы тут с ребятами в бандитов играть будем! - радостно заявил мальчик, на ходу срывая бледно-жёлтый зонтик увядшего к октябрю цветка. - Чего это вдруг? - подкашливая от одышки (всё-таки тянул рюкзак плечи, тянул), недовольным голосом спросил отец. - Мы вот, в своё время... Фу, мазь есть? - Какая? - мать отвечала уже резко, что было верным признаком близкого скандала ("вот доберёмся - покажу!.. дураку глушь какую-то всучили, он и рад семью туда тащить... сам бы съездил для начала, проверил бы - так нет!.. надо было...") - Ну эта, от потёртостей всяких, - пояснил отец. - Скипидар? - нарочито ядовитым голосом осведомилась мать. - А мы вот в детстве в индейцев играли! - радостно воскликнул отец и покосился на детей ("и вот зачем им эти свары слушать?"). - Нет, - возразил мальчик. - В индейцев мы уже играли. Давно. Это не интересно уже... Теперь в бандитов! Я, Колька, Мишка с соседнего двора... - Ты что, всех сюда, в лес потащишь? - спросил отец. - Это он может, - сказала девочка. - Здесь и без нас есть кому в бандитов играть, - добавила мать, оглядываясь на росшие вплотную к дороге, в стену сплетённые кусты. - Типун тебе,.. - прошептал отец. "Легко должно дышаться" подумала девочка. "Если долго не была в лесу - воздух должен казаться лёгким. А он - стоит неподвижно, будто вода в болоте". - Стоп! - сказал отец. Тропинка вывела их на небольшую, заросшую высокой травой, неровную, будто в кротовьих кочках, поляну. И у самого края поляны тропинка эта предательски разошлась на две тропинки, что, теряясь в траве, вели в разные, совершенно разные стороны.