з секунду снова вернулась прежняя безмятежная тишина. Только шелест ветра по траве и отдалённый, не потревоженный птичий пересвист. - А, может, я его поищу? - предложил минуты через две мальчик. - А, может, ты спокойно посидишь? - мать подошла к нему и взяла за руку. - Вот давайте все разбредёмся! Не хватало мне вас потом по всему лесу искать! - И грибов заодно соберу, - добавил мальчик. Но и с этим предложением мать не согласилась. - Да и жарить их негде, - встала на её сторону девочка. - Мы же сковородку не взяли. - А мы на палочке, - не сдавался мальчик. - Над костром. Знаешь, как вкус... - Стой и жди! - оборвала мать дискуссию. Они ждали ещё минут пять. И с каждой минутой ожидание в этой не успокаивающей уже тишине становилось всё тревожней и напряжённей. - Мама, - не выдержала и девочка, - мы же знаем, по какой дороге папа ушёл. Может, он далеко ушёл, устал, сидит сейчас... - Зачем ему сидеть? Ему к нам надо вернуться! - ...И нас ждёт, - продолжала девочка. - Может, он решил, что мы за ним пойдём. И ждёт нас. - Может,.. - не слишком уверенно согласилась мать. В иной ситуации она едва ли приняла бы такое объяснение всерьёз. И нашла бы, что сказать в ответ и как возразить... Но сейчас это бестолковое, непонятное, невесть откуда взявшееся, совсем ненужное и потому особенно тревожное и тяжелое ожидание окончательно сбило её с толку и совершенно вывело из себя. - Хорошо, - согласилась она. - Это всё понятно... А сумки кто понесёт? И рюкзак... - Папа за ним просил присмотреть, - заметил мальчик. Девочка вздохнула и посмотрела в небо. Облака уходили с неба и оно становилось всё выше и выше. "Рюкзак слишком тяжёлый" подумала девочка. "Мы его не донесём..." Большая чёрная птица с жёлтым клювом села на ветку сосны, что росла у самой лесной дороги (той самой, правой). Птица смотрела на них внимательно и задорно. Весело и немного лукаво. Будто знала, где папа, знала точно, что он совсем, совсем рядом, близко, и с ним всё в порядке, и волноваться совершенно не о чем, ну просто смешно волноваться по таким мелочам, пустякам и нечего забивать себе голову всякими глупыми мыслями. И она, умная и весёла чёрная птица, непременно рассказала бы им, заблудившимся в собственных глупых мыслях городским жителям, как найти папу, да только об этом они и сами могут догадаться. Это же так просто! Вот только пройти по правой этой лесной дорожке... - Ребята! - донёсся из-за поворота крик отца. - Чего там ждёте?! Давайте ко мне быстро! - Ну, наконец-то! - радостно вздохнула мать. - Нашёлся, Одиссей... - Ты же говорила, что Су... Сусанин, - недоумённо сказал мальчик. - а теперь он у тебя какой-то... это кто? - Герой, - пояснила девочка. - Тоже заблудился? - уточнил мальчик. - Да, - подтвердила девочка. - И его десять лет дома не было. - Во даёт! - восхищённо воскликнул мальчик. - Я так не могу пока... Птица взлетела и с качнувшейся ветки дождём посыпалась хвоя. - Давайте же! - продолжал кричать отец. - Я тут такую дорогу отличную нашёл! До нашего участка - всего ничего... Я уже и табличку на нём видел с нашим номером. Мальчик повернулся к сестре и сказал: - Бежим? Наперегонки? - Стой! Мы,.. - начала было сестра. Но мальчик крикнул: "Папа, я первый!" и быстро побежал вперёд. Мать, растерявшаяся от такого неожиданного крика мужа (и никак она не ожидала, что не появится он на тропинке и не подойдёт к ним, и не объяснит толком, куда же идти, а вот так, начнёт кричать зачем-то издали, звать их куда-то... к чему это? что это с ним?) заметалась по поляне, то хватаясь за сумки, то порываясь бежать вслед за сыном. - Коля! Дима! - мать в отчаянии всплеснула руками. - Нет, это чёрт знает что такое! Коля, у тебя рюкзак на поляне остался! Ты что, забыл? Я тебе его не поволоку! - Потом... Голос отца становился всё тише и тише. Будто отец уходил куда, отдалялся от них. - Да куда его понесло?! - не выдержала мать. - Ира! Ира, беги за братом и за папой! - А ты? - девочка посмотрела на неё удивлённо и отчего-то печально. - Я? Нет, не могу я. У нас же пакеты, сумки. Всё тут... И даже паспорт мой. Попроси отца... Да что он творит-то? "Мама... А я папу вижу!" донёсся откуда-то радостный возглас мальчика. - Он видит! Надо же! - возмутилась женщина. - А я вот не вижу! Он здесь должен быть, помогать мне, а не таскаться туда-сюда по лесу и детей с собой не таскать. Тоже мне, прятки затеял... И она резким движением застегнула расстёгнутую было по случаю временного потепления куртку. - Беги, - повторила она. - Ира, на тебя вся надежда. Ты, смотрю, одна у нас разумная. А на мужиков наших надежды нет. Попроси отца вернутся, пусть поможет мне с сумками... Девочка кивнула. И пошла по тропинке. Шла она медленно, вглядываясь себе под ноги. Будто боялась споткнуться и упасть. - И... это, - добавила мать. - Не отпускайте там его, вместе с ним возвращайтесь. А то опять пропадёт куда-нибудь... Девочка снова кивнула. Потом остановилась. Повернулась. И помахала матери рукой. - Ты чего? - удивилась мать. Девочка не ответила. Она постояла немного, вздохнула и, отвернувшись, пошла дальше. И скрылась вскоре, пропала из виду. - Беда с вами, - сказала мать. - Одни расстройства... "Не хочу..." Он не мог уже говорить. Нападавший отрезал ему язык. И изрядно своими лезвиями прошёлся по телу. Выдранная длинными полосками кожа подрагивала на обжигающем обнажённое мясо ветру. "Нет... Нет уж, я не буду с тобой гулять. Напрасно ты так добр ко мне". Ему хотелось смеяться. Хохотать. Кататься по земле и хрипеть от душившего его смеха. Но смеяться он тоже не мог. Рот заполнила тяжёлая, густая кровь. Он непрестанно плевался ею, но крови было много. Слишком много. Он текла, не переставая. И без языка - не было звуков для смеха. И кататься было бы больно. Очень больно. На спине и боках кожи почти не осталось. "Я тебя обманул! Я не пойду с тобой гулять, нет... Нет... А ты обманул меня! Ты забрал у меня язык..." Женщина одну за другой подтаскивала сумки по тропинке. Смысла в этом занятии было немного. Едва ли так можно было добраться до ненавидимого ей уже дачного участка ("продадим, и всё тут!"). И едва ли так можно было догнать куда-то запропастившихся детей. И едва ли... - Всё!.. Она остановилась, тяжело дыша. Отёрла пот со лба. Посмотрела на тропинку, оценивая расстояние, на которое удалось ей передвинуть сумки. И, подойдя к брошенному и откатившемуся край неглубокой канавы рюкзаку, в крайней досаде пнула его. - Хватит. Я вам не лошадь ломовая - тяжести таскать! "Буду ждать" окончательно решила она. "Они непременно за мной вернутся..." Минуты через две она отдышалась. Стала прислушиваться (не мешал уже надсадный стук крови в висках). И стояла, прислушиваясь, минут пять. "Да что же это?!" Ни звука, кроме шума деревьев (да и тот стал как будто глуше). Ни голосов, ни шагов. Ничего. Словно где-то там, совсем рядом, быть может - вот прямо за тем поворотом, притаилась какая-то невидимая, заросшая травой, бездонная яма, быстро и неслышно глотающая зазевавшихся путников. "Что это? Где же они?" Прежняя, теперь уже не тревожная, а откровенно пугающая тишина длилась и длилась, и никак не хотела прерываться. Разве только солнце пробилось наконец сквозь облака и трава, прежде буро-зелёного, с сероватым, пыльным оттенком цвета, зазеленела вдруг по-весеннему радостно, изумрудно и беспечно. Нет, ничего плохого не может быть. Просто не может быть. Ведь всё было так обычно, так просто и понятно: и пробуждение ранним утром, и торопливо выпитый на кухне обжигающий, крепкий чай, и сонные глаза детей, и недовольное ворчание мужа, спешно запихивавшего забытый было моток бечёвки (для точной разметки дачного участка) в распухший едва ли не до формы шара рюкзак, и полупустые вагоны едва начавшего работать метро, и шумный, суетливый, бессонный, вечно опаздывающий на отходящие электрички вокзал, и неровный, прерывистый сон, и долгий путь с мельтешением жёлто-зелёных пятен за вагонными окнами. Всё так обычно. И как же может быть иначе? И куда же пропало это "обычно"? Пропало с мужем и детьми... И ещё... "Я пройду вперёд. Всего шагов на пять. Или десять. И, должно быть, увижу их. Быть может, это просто глупая шутка. Или они решили поиграть в индейцев... Они притаились, спрятались... Вот там, сразу за кустами. Их просто не видно отсюда. Я пройду вперёд. Всего несколько шагов. И увижу... Обязательно их увижу!" Она сделал три шага. И ещё два. Потом ещё несколько шагов (она сбилась со счёта). Тропинка огибала кусты широким полукругом, проходя примерно в двух метрах от густо осыпанных алыми, будто от озноба подрагивающими листьями ветвей. И чем ближе подходила она к изгибу тропинки, тем радостнее было у неё на душе, потому видно было (и издали, а уж близко-то - и подавно), что где-то там, за кустами прячется (а, может, и просто стоит) кто-то... Да не кто-то! Не просто кто-то, а именно пропавший было муж, гад такой, и стоит! Сквозь ветви в красном просвечивала контрастно зелёная, так хорошо ей знакомая мужнина куртка. "А уж коли он там - там и дети там. За него, наверное, спрятались..." И она, не медля уже и не сдерживая шаг, быстро пошла вперёд. Она подходила всё ближе и ближе... "Вот вы где! Разыграть решили маму?" ...и куртка всё ближе, так близко, что уже и блеск серебристых заклёпок... "А с тобой, остолоп ты мой дорогой, я теперь до вечера не разговариваю!" ...виден так хорошо и ясно, жаль только, что лицо по