ка не разглядеть, будто специально... "Как это, почему? Да нечего с шутками своими дурацкими..." ...встал, так, чтобы... "Господи!" Это не он! Это не муж, это вовсе не он! Это какой-то совсем, совсем незнакомый мужчина. Она встала как вкопанная. Она застыла как Лотова жена, соляным столбом в двух шагах от гибнущего дома... "Почему?" - А вы... Мужчине на вид было лет сорок пять. Быть может, немного больше. Волосы его были редкие (такие редкие, что явственно выделялись две широкие залысины по бокам круглой как шар головы), ещё ни разу в жизни не встречавшегося ей рыжевато-горчичного цвета, слегка тронутые пепельно-серой сединой, едва выделявшейся на блёклом фоне волос. Кожа на лице была какой-то странной, тёмной (нет, не смуглой, не загорелой, не задубевшей от вольного сельского ветра, а именно тёмной, будто протравленной насквозь бальзамическими растворами), сухая и шелушащаяся, дрябло свисающая на щека, измятая глубокими, длинными складками. Глаза его, светлые почти до белизны, смотрели куда-то вдаль. Вроде на неё - и мимо неё. И, казалось, ничего и не видели эти глаза, но поблёскивали такими резкими, яркими, разноцветными огоньками, что ясно было - отражается что-то в этих глазах. Но что? Что? Брюки его, светло-коричневого, латаного и прошитого грубыми белыми нитками вельвета, небрежно, кое-как заправлены были в измазанные жёлтой глиной сапоги. В руках у него была большая грибная корзина, плетённая из красной ивовой лозы. И на нём была... На нём была зелёная куртка её мужа. Зелёная... с невесть откуда взявшимися бурыми пятнами на рукавах. - А вы... кто? - спросила она. Она и сама не могла понять, зачем она вообще о чём-то спрашивает странного этого человека. Где-то в глубине души она понимала, что надо бы просто бежать. Развернуться и бежать... Отблески погасли в его глазах. Он повернул голову и внимательно, и даже с каким-то явственно промелькнувшим во взгляде участием посмотрел на женщину. - Грибник. Голос у него был тихий и ровный. Таким голосом можно было бы спеть колыбельную ребёнку и нисколько не напугать его. И, может быть, даже убаюкать. - Грибник? - неуверенно переспросила она. "Ну откуда, откуда он такую куртку взял?" - Грибы собираете? Вы гуляете здесь? - Я грибник, - повторил мужчина ровным и мягким голосом. И улыбнулся. - Я собираю здесь грибы. Это очень, очень хороший лес. Здесь много грибов. Есть белые, подосиновики, встречаются лисички. Но особенно много опят. Не здесь, а километрах в трёх отсюда, на Семёновской гари. Вы не были на Семёновской гари? "О чём? О чём это он?" - Нет, - ответила она и то ли от волнения и неожиданной этой встречи, то ли от усталости, то ли от чего другого, но почувствовала вдруг нахлынувшую слабость (так что колени, будто картонные, подогнулись, не выдержав тяжести тела), и нарастающий, оглушающий шум в ушах, и увидела белые, мутные круги, поплывшие в пряном, хвойном воздухе леса. - Нет, не была... - Не были? - мужчина вздохнул и с жалостью посмотрел на неё. - Ну, это вы зря. Там места хорошие, грибные. Раньше это был Семёновский лес. Но он сгорел два года назад. Там что теперь там гарь. Трава, высокая, выше пояса трава. И много, много, много обгоревших пней. На них растут грибы. Хорошо растут... Вы любите собирать грибы? Ей показалось вдруг, что волны этой слабости исходят от этого человека, от странного этого человека, от грибника... И, если только на шаг отойти назад... - Да, как я вижу, вам плохо? - с беспокойством спросил мужчина. И, шагнув, подошёл к ней. Этот шаг оказался таким неожиданным, стремительным, широким, что она даже не успела испугаться и отступить. Он прикоснулся к её ладони... "Боже мой, какая ледяная рука!" Мягкая и ледяная. Будто бархатная подушечка, наполненная снегом. Он слегка сжал её пальцы, и она вздрогнула от колкого холода. Будто кожу пронзили жадные ледяные иглы. Она стояла неподвижно и с уходящим, стихающим, но всё ещё едва ощущаемым страхом осознавала, что теперь едва ли и самый малый жесть сможет сделать помимо воли странного этого грибника. - Мне... - Вам плохо, - повторил грибник. И голос его показался ей не просто тихим и ровным, но преисполненным нежности, тревоги и самой искренней заботы. - Вам было плохо. - Было, - согласилась она. - Почему? Он, слегка, лишь кончиками пальцев касаясь кожи, погладил её ладонь. - Мы... ехали, - запинаясь и с трудом подбирая слова, ответила она (и сама уже не понимая, зачем она всё это говорит, для чего... кому?). - Мы ехали... Долго. У нас дача... Нет, дачи нет пока. Пока только участок. Дачный участок. Мужу дали на работе участок. Мы выкупаем... в кредит. Мы ни разу ещё здесь не были. Мы в первый раз... и не знаем точно, как дойти... дороги пока не знаем. Мужу на работе объяснили... кто-то даже нарисовал ему схему, но он такой растяпа... И вдруг она вскрикнула: - На вас его куртка! На миг в ней проснулось желание отдёрнуть руку, но рука заледенела и омертвела, словно до отказа накачанная новокаином. Женщина задрожала, и слёзы тихими каплями потекли по её щекам. Грибник опустил и замер, будто что-то вспоминая. Потом тряхнул головой и весело воскликнул: - Ну да, конечно! Ваш муж! Он знаком мне. - Вам? - прошептала она. - Вам? Как же... - Мне, - подтвердил грибник. - Мы встретились с ним и я предложил ему немного пройтись по лесу. Ведь так иногда скучно гулять одному и так приятно встретить в заброшенном этом лесу хорошего, доброго человека. Я познакомился с ним и узнал о нём много интересного, хотя знакомство наше длилось едва ли более пяти минут. Но он успел так много поведать мне и о себе, и о замечательной своей семье. О вас, сударыня, и о чудесных ваших детях... "Детях!" Холод заполнял её, и сердце будто билось в снегу. "Дети..." - Как прекрасно, как чудесно... Милая, добрая, дружная семья. Заботливый отец, нежная мать. Такие красивые, любимые дети - дочка и сын. Я прав? Дочка и сын? - Дочка и сын, - эхом повторила она. - Хорошо... Очень хорошо... Грибник отпустил её руку. Поставил корзинку на землю. Ласково погладил ладонями её лицо. - Не надо, не надо плакать. Вам не о чем жалеть. Не о чем грустить. Сегодня у вас и вашей семьи очень хороший, счастливый день. И у меня тоже такой светлый и радостный день! Ведь я встретил вас, в вы встретили меня. Мы встретились, это самое главное. Остальное, поверьте мне, совсем не важно. Обо всём остальном можно просто забыть. Вы можете забыть? - Не знаю, - прошептала она. И, с трудом подбирая слова, добавила: - Куртка... дети... где... - Позаимствовал, - спокойно пояснил лесник и расстегнул нагрудный карман. - Куртку я позаимствовал. Ведь во время прогулки ваш муж мог её испачкать. И я попросил его снять куртку и отдать мне. А у меня, сдаётся мне, целее будет. К тому же... Грибник запустил пальцы в карман, нащупывая там что-то, и досадливо поморщился. - ...К тому же гулять он не захотел. Почему-то он не захотел пойти со мной... А я бы показал ему такие места, такие!.. О, вы даже представить себе не может, какие интересные места я мог бы ему показать. Но... Грибник вздохнул и, нащупав наконец, достал какой-то сталью блеснувший на солнце узкий и длинный предмет. Чем-то похожий... - ...но не захотел. Стало быть, ему куртка теперь и вовсе не нужна. Я подарил ему одежду... - Дети,.. - повторила она. - Они с вами, - уверенно сказал грибник. - Не бойтесь. Не волнуйтесь. Всё хорошо. Ваша семья с вами. И, задумавшись на секунду, будто в нерешительности, спросил: - Могу я попросить вас об одном одолжении? Женщина молчала. Слёзы, словно замёрзнув, застыли на её лице. Высыхая, слёзы исчезали. Лишь оставались влажные полоски на коже... - Снимите, пожалуйста, куртку, - попросил грибник. - Я боюсь, что вы её запачкаете. Она видела теперь белый дым. Седой, белый дым, плывущий над застывшей, будто схваченной внезапным инеем травой. Она расстегнула застёжку-"молнию", левой рукой потянула вниз правый рукав. Покачнулась, на миг потеряв равновесие... - Испачкать? Куртку? - Да, - подтвердил грибник. - Можете испачкать. Мне бы не хотелось, чтобы куртка испачкалась. Мне иногда приходится пачкать одежду. Лес, увы, не так чист, как хотелось бы. Но я стараюсь, стараюсь... Она сняла куртку и протянула ему. - Нет, я не могу её держать, - сказал грибник. - Бросьте прямо на траву. Не бойтесь, трава уже высохла и куртка останется чистой. Она отбросила куртку. Грибник посмотрел на неё и снова, едва касаясь, погладил по руке. - Кофту, наверное, тоже можно снять. Холодно не будет, обещаю вам... Она медленно расстегнула пуговицы. Одну за другой. Сняла её и бросила сверху, на куртку. - Да, - заметил грибник. - Именно так. Пожалуйста, расстегните рукава у блузки. Просто расстегните. Свободно, свободно... Она расстегнула. И почувствовала, как легко и просто ей дышится. Как тихая, тёплая радость сменяет холод. Как счастье, то самое, долгожданное счастье приходит к ней. - Возьмите, - сказал грибник и протянул ей тот самый предмет, что достал он из нагрудного кармана куртки. Она протянула руку и взяла... ножик с узким и длинным лезвием. С наборной, оранжево-красной пластиковой ручкой. Лёгкий, весело играющий отблесками стали ножик. Грибной ножик. Она поднесла лезвие к глазам. Близко, близко. Смотрела на него пристально, но что хотела, что силилась увидеть в отражении на белой стали? Кто знает теперь... Грибник наклонился и открыл плетёную крышку кор