Михаил быстро шел, как можно только быстро идти по свежевыпавшему снегу, изредка останавливаясь и, затаив дыхание, сдвинув на бок шапку, вслушивался в звенящую тишину зимнего леса. Изредка его тропу пересекали заячьи следы, а когда он останавливался, чуткие белки роняли с ветвей белые покрывала, и тогда прозрачный воздух мутнел и сверкал мелкими блёстками снежной пыли. Лёгкий пар облачком выбивался из распахнутого ворота потёртого, но ещё вполне добротного желтогрязного овчиного тулупа, подпоясанного солдатским ремнем. Левой рукой Михаил придерживал за ремень прилипший к спине дулом вниз шмайссер, который в любую минуту молниеносным движением мог перевести в боевое положение. Пригревшийся на груди запасной магазин, отягощенный латунными близнецами-патронами, выглядывал из-за откинутого ворота тулупа. Такие же магазины торчали за голенищами высоких валенок.
Ничто не нарушало жизни зимнего леса. Ничего подозрительного на своём пути Михаил не обнаружил. Но был он недоволен собой. Из-за глубокого свежего снега шел он к своей цели не так быстро, как хотелось бы, и теперь придётся ему быть крайне осторожным, чтобы при дневном свете никем посторонним незамеченным проникнуть в хату деда Ильи. И хотя хата стояла на самой околице села у опушки, Михаил не должен был оставить ни одного следа на снежной целине вокруг плетня дедовой хаты. Нёс он деду письмо от самого Бати с просьбой посетить отряд. Два десятка раненых нуждались в его лекарской помощи. Партизанский доктор нелепо погиб, подорвавшись на старой мине. И теперь весь медицинский персонал отряда состоял из санитарки и маленькой Машутки. На фронтах положение было тяжёлое и тревожное. Потому ждать скорой помощи с Большой Земли в скором времени не приходилось. Нужно было надеяться на собственное умение и смекалку. Приглашая деда в отряд, он лишался верной явки. Была ещё одна сложность. Исчезновение деда Ильи даже на короткий срок не могло остаться незамеченным немцами. Дед пользовал не только местных крестьян, но и лечил от радикулита шефа районного гестапо, прослышавшего о его незаурядных лекарских способностях. Прикатывал обычно немец с солидным эскортом и оставался у деда на час, а то и два. Что происходило в дедовой хате никто не знал. Но одни с ненавистью стали поглядывать в его сторону, другие с подобострастием кланялись при встрече. Шеф местного гестапо вёл себя странно. В отличие от своих коллег из других районов не устраивал шумных показательных экзекуций. Тем более, Бате нужно было знать, что происходит в дедовой хате во время посещения его гестаповцем.
Единственный человек, которому он мог поручить это деликатное дело, был Миша Гур. Он лично знал не только деда, но и его хату, как свою собственную. Операция была тонкая и о ней не знал никто.
Для своих товарищей он готовился в обычный очередной поиск, и был готов отправиться в любую минуту. Такая минута наступила накануне. Прогуливаясь вдвоем по лесу вблизи лагеря, Михаил внимательно выслушал соображения Бати. Но знал он и то, чего не знал никто. Прекрасно понимая сомнения Бати, Михаил относил их на счёт недостаточного знания командиром деда Ильи. Сам же он ни на минуту не сомневался в честности деда. И знал, что его или кого-либо другого постороннего присутствие в усадьбе, не то что в хате, не останется незамеченным хозяином. А потому в план, предложенный командиром, внес свою поправку. Потому он и спешил, чтобы упредить возможный приезд немца.
Вот наконец и село. Лениво вьются дымы над соломеными крышами. Тихо. Никого на улицах. Михаил осторожно приблизился к плетню двора Лазаря Шухмана. Теперь в его добротной хате жил начальник местной полиции Юхым Грыщук. Юхым был родом из-под Кременца, что на тернопольщине. Там у него осталась семья. Придя же сюда с немцами, он с пристрастием наводил новый порядок, искренне презирая своих соплеменников с востока, считая их москалями и янычарами.
Лазаря и его старуху Юхым расстрелял прямо на улице. Спокойно и деловито. Как если бы он косил сено или пахал поле, за то, что он жид, за то, что прятал у себя раненого красноармейца, за то, что его сын был красным командиром. Раненого красноармейца Юхым позволил вылечить деду Илье, полагая, что Иван Бильдюк, почти земляк, из-под Львова, станет ему хорошим помощником. Но тут Юхым промахнулся. Иван почему-то ушел в лес, к партизанам. Грыщук не без основания полагал, что к этому причастен дед Илья. Юхым скандалил у деда во дворе, махая пистолетом, но тронуть не посмел. Тем не менее, затаил на деда большой зуб, несмотря на расположение к нему самого оберштурмфюрера Отто Карловича Гессе.